Театр ужасов

На пятом этаже идет бесконечная бойня, в которой скелеты убивают друг друга, выдирают из черепов стеклянные глаза, вырывают из грудных клеток сердца, тянут внутренности во все стороны, пожирая их (анатомахия, как я называю этот зал). Здесь много крови, много искусно сделанных человеческих органов и самых неожиданных орудий смертоубийства. Работа здесь далеко не закончена, мастер любит сюда заходить, что-нибудь принести с собой, что-нибудь переставить, иногда это происходит на глазах у посетителей, которые бросаются его фотографировать, просят сделать с ними селфи, это бесит Кустаря, он скандалит, что придает Театру еще больше популярности. Чем выше, тем гуще и страшней: кипят котлы крови, горят могильники, из которых скелеты вытягивают скелетов, в одной могиле труп вращается, над ним группа отпевал читает заунывными голосами – что они читают, понять невозможно – дорожка, которую состряпал Эркки, похожа на индустриальный вой и эхолалии сотни помешанных (один из скелетов с томом «Архипелага ГУЛАГ» под мышкой). Редко встречаются неожиданные спокойные скульптурные композиции: вот с небольшой (даже очень неудобной) кафедры, изогнувшись, что-то говорит проповедник в парике с маленькой аккуратной бородкой и хитрыми пронзительными глазками, а внизу его слушает господин в костюме с котелком, он прижимает к себе какой-то альбом. Неожиданная композиция, которая заставляет задуматься: к чему она? в чем ее смысл? Мы пока не пришли к какому-либо выводу, но мы размышляем, садимся на скамеечку и созерцаем проповедника, кафедру, господина в костюме. Есть и весьма скандальная композиция: совокупляющийся с ослом человек с приспущенными штанами; неожиданна она, прежде всего, не анатомической детальностью, а слишком человеческим выражением страдания на ослиной морде, у него самое настоящее человеческое лицо, иконописный лик, можно сказать, и человеческие уши. А вот лежит покойник и подле него женщина в косынке, оглядываясь через плечо, большими стеклянными глазами смотрит вам прямо в лицо – не остановиться, не залюбоваться, не очароваться этой женщиной невозможно; и нетрудно догадаться, что эта композиция списана со знаменитой иллюстрации к финскому эпосу «Калевала» Аксели Галлен-Каллела, которая называется «Мать Лемминкяйнена».

– И да и нет, – загадочно ответил Кустарь и, грустно улыбаясь, добавил: – Это Федька Зуб и его мамаша…

Замоскворецкий Лемминкяйнен