Театр ужасов

Я дал ему мой, но несколько неохотно. Обморок вахтерши я считал делом естественным в подобных обстоятельствах и недостаточно серьезным поводом для того, чтобы вызывать «скорую помощь». Полиция тоже была ни к чему. Но раз они так решили… Пусть Эркки сам звонит. С полицией я не стану разговаривать. Да и вообще, думал я, зачем здесь полиция? Зачем «скорая»? Вон она уже открывает глаза… Почему бы не посмотреть, что будет дальше? На что эти бритоголовые способны?

Пока Эркки набирал, Константин опомнился и увидел, что держит свой телефон, позвонил знакомому журналисту (возможно, телевизионщикам, которые и прибыли к нам тем вечером). Ему этого было мало, он уже не мог оторваться от телефона, он ходил по кабинетам, везде включал и выключал свет, будто подавая сигналы, смотрел из всех окон, пытаясь произвести впечатление, что в здании полно народу и все проснулись, все фотографируют банду мотоциклистов, все возмущены, все – включая бедную Мисс Маус, которая металась по своему замку, опрокидывая столики и кукол. Константин позвонил на радио, его вывели в эфир, он комментировал происходящее, многие наши знакомые слышали его нервный дрожащий фальцет:

– Эти негодяи уже минут десять кружат вокруг нашего здания и выкрикивают бранные слова… Они нам угрожают… Они машут кулаками и какими-то палками, что ли… На нашем здании что-то пишут, я не могу видеть, что именно они там пишут, но я вижу двух типов с баллончиками, они встряхивают баллончики и водят по стене, следовательно, я могу сделать вывод, что они, должно быть, что-то там пишут…

И так далее…

Полиция прибыла, байкеры разъехались, улюлюкая. Вахтершу принял и вынес на руках огромный небритый спасатель. Довольная этим вниманием актриса махала рукой, ее снимало телевидение. Исторический момент. Разбитое окно, напуганная растрепанная пожилая женщина – настоящий кадр из фильма: она сидит в машине «скорой помощи», на ее плечах плед, в руках белая кружка с красным крестом – не знаю, что ей там дали выпить, она мгновенно разомлела, а потом спала как убитая, до нас доносился богатырский храп. Во всех новостях показывали безобразные надписи на стенах, мелькание синих проблесковых маячков. Дверь клуба, надпись, мы. Репортеры дорвались наконец до нас, мы долго их не впускали, не желая публичности, и вот они воспользовались случаем. Перед тем как они ворвались, мы успели пробежаться по комнатам и попрятать кальяны, пепельницы и всякий хлам. Эркки прибрал свой лежак, распихал по шкафчикам подушки. Сделали мы это не из боязни, а просто из обыкновенной чистоплотности – чтоб клуб не имел ничего общего с притоном. Репортеры гуляли по всему зданию, впивались голодным оком в каждую безделушку («А в этом ларчике у вас что?»); они взяли интервью у Константина (назвали его «председателем психологического клуба»). Полицейские тоже по-хозяйски прошлись по этажам, взяли показания, расспросили Инносента (он чертовски красиво и сложно говорил по-эстонски, чем сильно удивил полицейского).

На следующий день мы отправили Инносента восвояси. Эркки подарил ему свой старый норвежский кафтан, местами драный, из него торчали клоки собачьей шерсти. Инносент был очень доволен (сострил про заячий тулупчик, не удержался), кафтан ему очень подошел. К этому кафтану мы подарили вязаную шапку – работа Надежды Сергеевны, у нас всех такие есть, с эмблемой клуба: пятилистник в зеленом кружке; только его шапка была из разноцветной шерсти, в которой преобладали розовые и желтые цвета, с большим задорным помпоном, она ему тоже была к лицу. Несмотря на ссадины и коричневый пластырь, Инносент был на седьмом небе от счастья. Он вертелся перед зеркалом, любуясь на обнову, и вдруг принял позу и громко важно произнес:

– The web of our life is of a mingled yarn, good and ill together.[14]

Цитата понравилась всем, и мы решили непременно выложить ее из разноцветных букв на стене.

– Пусть эти бессмертные слова будут девизом нашего клуба, – с чувством сказал Константин, и мы согласились.

Эта история прославила клуб на всю страну. Инносент стал героем, в Тарту ему не давали прохода, все здоровались с ним, в одном кафе ему наливали кофе бесплатно.

VI. Кустарь

Он почти в одиночку превратил заброшенную фабрику в круги Ада – один эстонский журналист, который всерьез пропитался симпатией к старику, назвал его творение «энциклопедией советской жизни».

⁂