– Тогда лучше позвонить, но о происшествии можно пока не сообщать.
Он согласился. Я дал ему мой телефон, он отдышался и позвонил жене. Говорил он спокойно, красиво, уважительно, на вы… как мы с Леной… Его жена учитель в гимназии – ого!.. Он сказал, что ему надо задержаться – в клубе, литературно-художественном, – сказал он, глядя на картинки на стенах. Он выдумал на ходу встречу с поэтами в кафе – так я стал поэтом, и так он оказался у нас. Она попросила его, чтобы он не выпивал много (как и Лена всегда меня просит), – он сказал, что у него, кажется, увели телефон, он ищет его и не может найти, и передал мне трубку. Я представился секретарем поэтического общества «Клевер» (от слова
– …ваш муж побудет тут, у нас.
– Хорошо, как хорошо все устроилось. До свидания.
Я постелил ему на топчане, дал воды, ваты, салфеток, зеркальце, он сидел на топчане и чистил себе лицо, затем сходил в душ, вахтерша ему помогала очиститься, залепила ухо.
Пришли Эркки и Костя – без куртки, с разбитым вдрызг телефоном Инносента.
– Ничего. Самое главное карточка, – приговаривал он, – телефон ничего не стоит. Карточка – самое главное…
Но и карточку было непросто извлечь, телефон был здорово сплюснут.
– Видимо, наступили ногой…
К этому времени мы неплохо покурили и ели плов, который приготовила Лена, я его принес и всех угощал. Костя пытался извлечь карту из телефона, то щипчиками, то пинцетом, и о чем-то, как всегда, рассуждал. Инносент спросил:
– А что там за мотоциклисты за окном собрались?.. у вас тут еще и мотоклуб есть?..
Было уже темно.
– Нет, такого у нас нет, – сказал Костя.
Самой сцены я не видел, мы с Эркки разговаривали в прачечной, в подвале, я возился с машинкой, трубками, я хотел постирать вещи Инносента, а Эркки, который должен был мне помогать, рассматривал в большом зеркале ссадины на ребрах и локтях, мы не слышали рычания мотоциклов, но странную дрожь, что пробегала по стенам, ощутили.
Председатель и Инносент не сразу заметили, что творилось на улице. Грозное рычание они приняли за гром, вспышкам не придали значения, они думали, что это были молнии, – настолько они были увлечены беседой, телефоном, кальяном и прочим.
Байкеры, в усыпанных заклепками куртках, с жуткой раскраской на лицах, некоторые были в масках, кружили вокруг здания. Стекла в окнах вибрировали, и даже игла подпрыгивала на вертаке. Вахтерша была в ужасе, она позвонила по телефону Константину.
– Мне кажется, вы преувеличиваете, – ответил он ей по слогам, – пре-у-ве-ли-чи-ва-е-те…
– Да вы гляньте в окно!.. Что творится!.. Их сто человек – не меньше!.. – блеяла вахтерша.
Они подошли к окну, и не сразу сопоставили звук – вспышки фар – клепку на куртках – платки на головах – мотоциклы.
– Ну и что? – бессмысленно повторял Константин. – Ну и что такого? Ну, собрались какие-то… мало ли… подумаешь… Я сейчас спущусь к вам…
Она поднялась наверх прежде, чем он успел положить трубку.
– Мне там страшно находиться. Я боюсь, они чем-нибудь швырнут мне в окно… хулиганье, на стенах пишут…
Тут вошли мы.
– Не беспокойтесь, мамаша, – попытался успокоить ее Эркки, – мы сейчас во всем разберемся.
Ее ноги подогнулись, тоненьким голосом она заскулила:
– Ой, что сейчас будет!..
Эркки едва успел ее подхватить. Я полез в аптечку.
– У нас есть нашатырь?.. – Кто б меня слышал…
– Что они делают? – Инносент в ужасе отступал от окна.
– Они жгут факелы! – ответил Костя, не отводя глаз от фар и огней.
– Мне кажется, между стычкой у моря и этими байкерами есть какая-то связь, – сказал Инносент. – А что вы думаете?
Нашатыря не было… Разбилось окно, я выронил аптечку – все вывернул на пол, они посмотрели на меня, а на улице тут же раздался довольный хохот, свист, пьяный галдеж, как будто они знали о том, что я уронил аптечку.
– Да они спятили, – сказал Костя, он все еще не верил в происходящее.
Рычание моторов усилилось. Я понадеялся, что они уезжают, но они покружили по парковке и снова встали.
– Надо звонить в полицию, – сказал Костя.
Мне это не понравилось: в полицию надо звонить в крайнем случае…
– Кажется, это и есть крайний случай, – заметил Эркки, – она совсем без чувств!.. – Он усадил вахтершу в кресло, но та была как ватная и противно заваливалась, Эркки держал ее. – Крепитесь, не теряйте сознания. – Она закатывала глаза, очень неприятное зрелище (может, у нее эпилепсия, подумал я). – Костя, она совсем отключилась. Я не знаю – дышит ли?
– Звони! – сказал Костя, его голос дрогнул. – Я не могу найти мой телефон… (Он держал его в руке.)
– Я тоже, – ответил Эркки, шаря по карманам, – кажется, оставил в прачечной…