Театр ужасов

Мы пьем коктейли, я рассказываю, на меня нападает словоохотливость, по мере рассказа я завожусь: шоколадная фабрика превращается в моем воображении в огромный шоколадный дворец! О, роскошные светлые офисы, обставленные невероятной мебелью; стеклянные потолки и красивые лампы; перед огромными обтекаемыми экранами загадочные люди-растения, люди-птицы, люди-манекены, длинноногие и худые, с длинными вьющимися волосами – они рассматривали обертки шоколадных конфет. Конфеты были причудливой формы. Загадочные люди обсуждали что-то. Они были за стеклом. Открывая рты, как рыбки в аквариуме, они взмахивали руками, поднимали брови, они вскакивали и хлопали в ладоши, они смеялись, разбрызгивая искры вокруг себя… Феи! Волшебники! Эльфийское царство! Мы шли мимо кабинетов, наслаждаясь немыми сценами. В конференц-холле за огромным овальным белым столом на двенадцати белых стульях с тонкими спинками шло изумительное собрание, которое поражало внушительностью и драматичностью неподвижных поз. Все слушали докладчика, который сидел за большим белым роялем, осыпанным белыми, розовыми, красными лепестками орхидей и других растений, что росли в подвешенных белых горшках, вились вдоль стен, докладчик играл, очень сосредоточенно ударяя по клавишам, он нажимал на педаль и немного подскакивал на стуле. Какой сердитый дядя, сказал мой малыш. Да, я с ним согласился. Гулкие доносились грозовые перекаты. Дальше – машины, кондиционеры, принтеры, огромные фотографии, выставка пластмассовых конфет, пирожных, марципановых фигурок. Серпантин и серебряный дождик извивались, как водоросли.

Это Рай, шепнул я сыну, он улыбнулся и кивнул.

Нам показали музей фабрики, любопытные экземпляры конфет, что выходили в Эстонии в сороковые годы – со свастикой на обертке. Я тут же вспомнил фильм Фассбиндера по «Отчаянию» Набокова. В повести Герман всего лишь работал на шоколадной фабрике, – Фассбиндер делает его владельцем. Нацистов у Набокова нет ни в одном произведении. Видимо, посчитав это страшным упущением, Фассбиндер вводит нацистов в свой фильм, придумывает Герману еврейскую маму, и это открывает venue неистощимых возможностей, усложняет сюжет и превращает декадентскую манерную повесть в грандиозное историческое полотно. Особенно прекрасен эпизод с приготовлениями к чествованию десятилетия НСДАП: нацисты заказывают у Германа огромный торт и требуют, чтобы он лично занимался дизайнерской разработкой шоколадного герба с орлом и свастикой – изысканнейшее издевательство!

Я смотрел на конфетки со свастикой, представляя их в продаже; представил кафе Maiasmokk – в витрине торт со свастикой, пирожные с марципановыми солдатами и офицерами в черной форме от Hugo Boss с красной повязкой на рукаве; представил тех, кто делал бы такие пирожные и конфеты… Вот эти модели, красавицы с завитыми локонами или выпрямленными до смерти волосами, в блестящих чулках и коротеньких юбочках, в красивых туфельках на тонких длинных каблуках, я видел их длинные ровные спины, их расстегнутые рубашки, голые шеи, серьги, я чувствовал дыхание, что срывалось с их губ, я чувствовал запах их кожи; сидя за большими космическими мониторами, они ударяли пальчиками с длинными ногтями по клавиатуре, они обсуждали дизайн обертки: – крупнее или как ты думаешь?.. – думаю, нормально… – да, я тоже думаю нормально… – даже хорошо… – jah, päris hea… – noh, siis teeme nii… – noh jah, alles erledigt, superbombig![12]

Я представил детей – они сидят в кафе, разворачивают своими маленькими пальчиками обертки со свастикой… без обертки шоколад – всего лишь шоколад, нацисты об этом знали, поэтому на шоколаде выдавливали свастику.

– И ведь что-то подобное возможно, – с грустью произносит Костя, – вот мы шутим, смеемся… а того гляди, и – накроет нас фуражкой со свастикой, бежать придется, как куклам от Карабаса…

– Да, да, именно, – соглашается Эркки, – и я представляю, как на это посматривают в Кремле. Там довольны, конечно. Все идет по плану. В России же такими эстонцев видеть и хотят. Помню, я за финнов в армии отдувался. Ах ты финн, говоришь? А финны у нас кто? Фашисты, мать твою! С Гитлером союз заключили? Заключили. Ну, так получи, сука! И в морду. Мне. Эх… было дело, да… Ну, ладно. Что было, то было, быльем поросло. Не будем жаловаться на жизнь, пока живы, да? Давайте лучше дунем на природе!

Костя рассеянно согласился…

Я отказался ехать за город, предложил отправиться в Кадриорг, – да, конечно, лучше в Кадриорг, – согласились они, мы собрались, но тут выяснилось, что курить нечего и проклятых денег ни у кого нет. Эркки достал из кармана кольцо своей матушки…

– Опять придется тебя заложить, – сказал он колечку и вздохнул.

Потрепанные, слегка ободранные, мы отправились в ближайший ломбард, но он был закрыт, мы долго шлялись, но все ломбарды почему-то были закрыты.

– Все ясно. Это судьба, – сказал Эркки. – Ничего не попишешь. Надо продавать.

– А может, не стоит? – неуверенно проговорил я.