Театр

Dolly slipped her feet back into her shoes and getting her lipstick out of her bag did her lips.	Долли сунула ноги обратно в туфли и, достав из сумочки помаду, накрасила губы.
'Well, dear, you're old enough to know your own mind.'	- Что ж, дорогая, вы не ребенок и знаете, что делаете.
They parted coldly.	Расстались они холодно.
But one or two of Dolly's remarks had been somewhat of a shock to Julia.	Однако две или три оброненные Долли фразы явились для Джулии очень неприятной неожиданностью.
They rankled.	Они не выходили у нее из головы.
It was disconcerting that gossip had so nearly reached the truth.	Хоть кого приведет в замешательство, если слухи о нем так близки к истине.
But did it matter?	Но какое все это имеет значение?
Plenty of women had lovers and who bothered?	У миллиона женщин есть любовники, и это никого не волнует.
And an actress.	Она же актриса.
No one expected an actress to be a pattern of propriety.	Никто не ожидает от актрисы, чтобы она была образцом добропорядочности.
' It's my damned virtue.	"Это все моя проклятая благопристойность.
That's at the bottom of the trouble.'	Она всему причина".
She had acquired the reputation of a perfectly virtuous woman, whom the tongue of scandal could not touch, and now it looked as though her reputation was a prison that she had built round herself.	Джулия приобрела репутацию исключительно добродетельной женщины, которой не грозит злословие, а теперь было похоже, что ее репутация - тюремная стена, которую она сама вокруг себя воздвигла.
But there was worse.	Но это бы еще полбеды.
What had Tom meant by saying that she ate out of his hand?	Что имел в виду Том, когда говорил, что она пляшет под его дудку?
That deeply affronted her.	Это глубоко уязвило Джулию.
Silly little fool.	Дурачок.
How dare he?	Как он осмелился?!
She didn't know what to do about it either.	С этим она тоже не знала, что предпринять.
She would have liked to tax him with it.	Ей бы хотелось отругать его, но что толку?
What was the good?	Он все равно не сознается.
He would deny it.	Джулии оставалось одно - молчать.
The only thing was to say nothing; it had all gone too far now, she must accept everything.	Она слишком далеко зашла: снявши голову, по волосам не плачут; приходится принимать все таким, как оно есть.