Танцы на стеклах - 2

других, находилась в полностью закрытом, каменном блоке. Не

думая ни о чем, я ворвалась внутрь, искренне веря в то, что

нашла свое спасение.

   — Добро пожаловать. Чем я могу вам помочь? — в лавке,

меня встретили трое мужчин, в свободных одеждах. Один из

них поправил куфию (головной убор) закрепленную

небрежным шнурковым кольцом, и оглядел меня с головы до

пят. Мне не понравился его взгляд, дыхание сперло, а ладошки

вспотели за считанные секунды.

   — Помогите мне. Вы говорите по-английски?! — мужчина

посмотрел на меня с еще большим интересом и вскинув одну

бровь, покосился на своего соседа.

   Я почувствовала страх, зародившийся в районе солнечного

сплетения. Кажется, зайти в закрытую лавку было ошибкой.

   — Вы одна, прекрасная bent? — с легкой ухмылкой, спросил

у меня бедуин (так я окрестила этих арабов, больше похожих на

кочевников, а не торговцев).

    Этот вопрос мне очень, очень не понравился.

   Я резко развернулась, чтобы убраться отсюда поскорее,

избегая ответа на подозрительный вопрос, но не тут то было.

Выход мне перекрыл еще один бедуин, и взгляд его черных, как

смола, очей, не предвещал мне ничего хорошего.

    Мамочки…

   — Куда-то спешите, bent? Я думаю, в нашей лавке вы найдете

много интересного. Оставайтесь, — протянул он, на таком же

корявом английском. — Мы покажем вам то, что удивит даже

такую прекрасную девушку.

   — Вы видели ее глаза? — напрягая подсознание, я

прислушиваюсь, когда мужчина произносит слова на арабском.

— Даже «Domua mein Alhabib» (слезы возлюбленной – араб.)

не так прекрасен, как они. Она может очень дорого стоить.

    Дорого стоить… дорого стоить. Дорого стоить… — эхо

разрывает мою голову, я с диким ужасом понимаю, что побег

был очень глупой ошибкой…

   Господи, ну почему?! Почему так?! Я рискнула всем,

решилась на побег, и угодила в жуткую ловушку.

   Мужчина, стоявший в дверном проеме, закрыл дверь на

щеколду, и растянулся в улыбке.

   — Пожалуйста, выпустите меня. Я ошиблась лавкой… мой

муж сейчас придет за мной. Он очень влиятельный человек.

   — И как же зовут вашего мужа, прекрасная банат? —

усмехнулся один из кочевников, подходя ко мне ближе.

Второй, что стоял позади меня, тоже приблизился ко мне… я

чувствовала его дыхание позади моего плеча.

   — Пожалуйста… он найдет меня. Я ошиблась.

   — Кажется, ты просила помощи, bent. Мы не можем отказать

тебе в этом.

   — Мой муж Адам бин Рашид Аль Саадат! — выкрикнула я,

понимая, как это нелепо звучит… и правда, мужчины громко

рассмеялись, чуть ли не придерживая свои, выпирающие из

под свободной одежды, животы.

   — Вы слышали? Она, к тому же, еще и глупа. Идеальная

куколка для продажи. Все любят красивых и глупых девочек…

— я чуть не задохнулась от отчаянья, когда мысленно перевела

эту фразу.

   — Разве твое имя…

   — Рания. Я — Рания, да! — мужчина, стоявший позади,

резко сорвал с меня капюшон. Они втроем издали резко и

громкое «ох».

   — Платиновые волосы, хм. Кажется, вскоре мы станем

богаче самого шейха, — один из бедуинов резко дернул меня за

волосы, и я закричала. Другой заткнул мне рот, в ноздри

ударил мерзкий запах металла и его пота… отвратительно. До

тошноты мерзко.

   Голова закружилась, про себя, я вспомнила молитву,

вспомнила маму, папу, и вновь почувствовала себя никому

ненужной и беззащитной.

   Угодившей в капкан мышкой, обреченной на верную гибель.

   А потом я вспомнила Джареда, из-за которого я здесь

оказалась. Да. Я решилась убежать, но если бы не он, я

попивала бы сейчас чай в одном из кафе Нью-Йорка, а не

скиталась по Анмарскому рынку. И не наткнулась на бедуинов,

которые уже мысленно продали меня за большие деньги, и

поделили между собой каждый вырученный анмарский

дихарм.

   В легких не хватает воздуха, боль и рука бедуина мешали мне

нормально дышать.

   Сколько еще я испытаю боли? Когда этот кошмар

прекратится? Все это невыносимо. Жутко. Страшно.

   Я пытаюсь визжать, когда чувствую, как меня хватают за

лодыжки и приподнимают над землей. Жгучая волна паники

почти отключает мой разум…

   Я закрываю глаза, и пытаюсь подумать о чем-то хорошем,

прежде чем мою жизнь заберут, продадут и сотрут «Меланию

Йонсен» с лица земли.

   Но единственное, что я вижу, это Джареда… боль

возвращается, наполняет мои вены. Я мысленно крепко

обнимаю его и умоляю прийти ко мне на помощь. Или хотя бы

отомстить за меня, когда будет уже поздно.

   Джаред, я не хотела, чтобы между нами все так вышло.

Несмотря на всю мою ненависть к тебе, ты единственный

человек, которого я любила. И если бы я знала, что никогда не

увижу тебя снова, я бы сказала тебе это.

    Я любила тебя.  Тогда, когда ты обнимал меня на смотровой

площадке… я любила тебя. Пусть это было всего лишь

мгновением любви, но оно было куда ярче, чем вся моя жизнь

«до».

   ДЖАРЕД

   — Что, значит, сбежала? Khara (блядь – араб.), а ты где был,

кусок кретина? — яростно воплю я в трубку на весь дом, не

думая о том, что Рания, возможно, сделает свои выводы. Но

сейчас не до Рании и ее подозрений.

   — Если хоть один волос с ее головы упадет… — понизив

голос, произношу я, усмиряя гнев. — Хоть один волос, Амир. И

ты — труп, понял меня? Долго и мучительно.