Танцы на стеклах - 2

после очередного безумного спарринга с родичами. Я ложусь

на покрывала, ощущая исходящий от них аромат сандала,

который напоминает мне о том дне… О Мелании, ее

соблазнительной улыбке, с которой она встретила меня. Ее

искуссной игре, чувственных движениях, полных губах,

которые обещали рай. Моя сумасшедшая melegim. Сердце

болезненно сжимается. Я хочу увидеть ее. Безумная

потребность, которая выворачивает мои внутренности. Не могу

думать о чем-то другом. И мне нечем отвлечься, кроме

дневных многочасовых онлайн-совещаний с Нью-Йорком.

   Все эти дни я не мог выбросить из памяти ее испуганный

взгляд, бледное лицо, залитое слезами, моя кровь, сливающаяся

с цветом ее белья.

   И я придумал для нее наказание. Нельзя допустить, чтобы

случившееся повторилось. Она так и не поняла, какое

положение занимает. У нее нет другого выбора, кроме того,

что предоставил ей я.

    «Любая казнь лучше того, что сотворил со мной ты».

   Мысль о том, что Мэл действительно хотела убить меня,

наполняет болью и сжигает мою душу.

   Я всего лишь хочу, чтобы ты принадлежала мне, только мне,

без остатка, на моих условиях, по моим правилам. Зачем ты

сопротивляешься? Зачем вынуждаешь меня причинять тебе

боль?

   Я не хочу этого. И нуждаюсь.

   Если ты не можешь любить меня, я получу твои слезы. Целые

реки слез, и мое имя в твоих мыслях, как проклятие….

   МЕЛАНИЯ. FLASHBACK

    Мне так страшно.

   Я не вижу маминой обуви в коридоре, ее одежды. Я с

Эдвардом здесь… одна. Чувствую, как потеют ладошки, и

пячусь к лестнице, пытаясь найти выход из этой ситуации.

   С Эдвардом бесполезно разговаривать, когда он в таком

состоянии. Он военный, и видел такое, что обычному человеку

может сниться только в кошмарах. Это его не оправдывает, но

я уже взрослая, для того, чтобы понять: у него не все в порядке

с головой.

   Мой папа… он же не стал бы таким же?

   — Эдвард, это было не свидание. Он просто меня подвез, —

стараюсь говорить спокойно, и не отводить глаза,

демонстрируя свой страх и стыд. Он чувствует мою слабость и

начинает давить еще больше, еще сильнее. Это невыносимо. —

Что у нас на ужин? Где мама? — стараюсь перевести тему, но

Эдвард меня не слышит. Он приближается ко мне, и я с ужасом

слышу, как он рывком снимает свой ремень.

   Нет…

   — Эдвард…

   — Моя МАЛЕНЬКАЯ дочь облизывалась с малолетним

извращенцем. Ты думаешь, я должен оставить такие вещи

безнаказанными, Мелания? — выплевывает он, мне в лицо. Я

понимаюсь по лестнице, отступая назад, все выше. Возможно,

я успею закрыться в своей комнате, если побегу… но Эдвард

выломает дверь.

   — Моя девочка, значит ты любишь наказания, — его

приторно-ласковый голос пугает меня еще сильнее. Я

вглядываюсь в черты лица человека, которого… ненавижу. И…

боюсь. И… сложно объяснить, что я к нему чувствую. Я не

хочу, его разочаровывать. Каждый раз, каждый гребаный раз,

мне становится стыдно за то, какая я есть. Веселая,

жизнерадостная, легкая… такая, какой любят меня в школе.

Мне стыдно, настолько стыдно, что хочется закрыться и

больше никогда никого к себе не подпускать. Стать серой,

слиться с толпой, и больше никогда никому не доверять.

   — Ты получишь свое наказание, Мелания, — Эдвард

натягивает ремень между двух, крепко сжатых, кулаков, и из

моей груди вырывается непроизвольный крик. Я быстро

разворачиваюсь и бегу по коридору, чувствуя, как сердце вот-

вот вырвется из груди. Черт…

   — Эдвард, не надо! Прошу тебя, не надо! Такого больше не

повторится, обещаю. Я стану другой…

   — Маленькая, грязная Sharmutah, я научу тебя покорности, и

приличному поведению, милая, — я закрываю дверь перед его

носом, и забираюсь на кровать, поджимая колени к груди. У

меня нет сил плакать, потому что я знаю… насколько это

бесполезно. Моя ситуация безвыходна, как и в прошлый раз. Я

боюсь только одного — что сегодня Эдвард зайдет куда

дальше, чем в прошлый раз. Он может убить меня в порыве

гнева.

   Я подпрыгиваю на кровати, и инстинктивно закрываюсь

подушкой, когда он открывает дверь, ломая замок. Встречаюсь

взглядом с омутами его глаз, в которых вижу осуждение,

одержимость и гнев.

   — Мэл, это ради твоего же блага, — ухмыляется он,

приподнимая бровь. Его голос спокоен и мелодичен, но я вижу,

как вздуваются его вены на шее и лбу — Эдварда трясет от

гнева и жажды, вбить свою правду в мою голову.

   — Прошу, не надо. Я расскажу... всем расскажу.

   — Ты никому не расскажешь, Мэл. Ты же не хочешь быть

грязной шлюхой? Ты будешь молчать, моя девочка, — он

сокращает расстояние между нами, я царапаю подушку в своих

руках, пытаясь побороть приступ паники.

   — Что ты со мной сделаешь? — тихо шепчу я, прикрывая

глаза.

   — Такая красивая. Как ангел, — он накручивает прядь моих

волос на палец, а затем больно тянет мой локон вниз, словно

сейчас вырвет его. — А внутри грязная и грешная, раз

позволяешь всяким ублюдкам лапать тебя. Тебе всего

шестнадцать.

   — Что ты со мной сделаешь? — повторила я, затаив дыхание.

Я молюсь только об одном: чтобы мама вернулась домой.

Чтобы случилось хоть что-нибудь, чтобы остановило его.

   — Для начала… — мягко произносит Эдвард, и отступает от

меня, пристально глядя мне в глаза.