Танцующий на воде

На этой фразе я буквально пронзил Коррину взглядом. Никогда прежде не позволял я себе игнорировать хваленую виргинскую учтивость. Коррина не привела ни единого необоснованного аргумента. Скажу больше: она была совершенно права. Но она за глаза оскорбила Софию, чем усугубила мое чувство вины, мой позор. Я сам, лично возил Софию на поругание; я бросил Фину, когда сбежал; я предавался мечтам в обществе любимой женщины, пока Фина, слабая, старая, противостояла грабителю. Я по малолетству не защитил родную мать – допустим; но почему я не отомстил за нее, выросши? Все эти чувства, отягощенные свежей обидой, я и вложил в свой взгляд.

– Ты один не справишься, – заговорила Коррина. – Тебе понадобится наша помощь, а мы на такое не пойдем. Не подставим головы, не будем рисковать ради твоей страстишки, весьма возможно сиюминутной. Повторяю, мы не можем себе такого позволить.

Коррина выдала эту тираду, и вдруг догадка, подобно ростку, проклюнулась на ее челе. Мгновение – и ужас тенью лег на безупречное лицо, ибо Коррина все поняла.

– Значит, ты все-таки сумел, ты овладел? Господи, да ведь ты все дело погубишь! Отбрось эмоции. Забудь про чувство вины. Подобным поступком ты лишишь права на спасение тех, кто давно уже мается в рабстве! Ты не имеешь права! Подумай, Хайрам, подумай хорошенько.

Я как раз и думал. Про Мэри Бронсон, ее сыновей и мужа. Про Ламберта, который так и умер, не вдохнув вольного воздуха, в проклятой Алабаме. Про Оту, который вот прямо сейчас колесит по штатам, собирая деньги на выкуп жены. И про Лидию, которая стерпела надругательство ради надежды создать и сохранить семью.

– Подумай, Хайрам, – повторила Коррина.

– Вы говорили, будто бы свобода человека приневоливает. Будто она как надсмотрщик. И сбежать нельзя, потому что мы к Тайной дороге прикованы. Помните, как вы сказали: «Я понимаю, а значит, должна служить».

– Хайрам, у меня сердце не каменное. Я тебе сочувствую. Я знаю, каково тебе пришлось.

– Не знаете и знать не можете.

– Обещай, Хайрам, что не погубишь нас.

– Обещаю, Коррина, что не погублю нас.

Разумеется, моя уловка с выбором слов Коррину не одурачила. Что касается нашего спора, его финал я приводить не стану, ибо в последующие годы Коррина была для меня объектом глубочайшего уважения. Скажу только, что говорила она честно и прямо. Впрочем, как и я.

Глава 32

Иллюзий не осталось: вызволять Софию и Фину придется мне одному. Ни помощи, ни поддержки не предвидится, думал я; а значит, рассчитывать можно только на свои сверхспособности. И пора уже открыться самим переправляемым. Лучше сообщить им по очереди, а не обеим сразу – ведь объяснение с Финой предполагало мое покаяние. Вот почему я начал с Софии; мне казалось, она легче поверит, я же потренируюсь – ага, на ней.

Фину после инцидента мучили ночные кошмары, и мы сообразили укладывать Кэрри ей на грудь для успокоения. Именно в такую тяжелую ночь я решился.

– София, я готов рассказать тебе, чего ради побег и как я его устрою.

Она лежала на спине, уставившись на стропила, однако при моих словах резко повернулась, натянула до самого подбородка тощее одеяло.

– Я не просто исчез, София. Я… был кое-где, и это связано с побегом.

– Так и знала, что ни в какой Брайстон тебя не забирали.

– Еще как забирали. Там все началось, а продолжилось в другом месте.

Ничего не было видно во мраке – только Софиины глаза. Их-то взгляда я и не мог вынести. Я повернулся к Софии спиной, трудно втянул воздух, с усилием выдохнул.

И начал рассказывать. Я рассказывал о далеких, не похожих на Виргинию краях, о вольном Севере, где даже дышится иначе, где встаешь с постели, когда выспишься, и гуляешь сколько хочешь. Я рассказывал об инструкциях для поездки в Балтимор, о празднике жизни в Филадельфии, о лагере в штате Нью-Йорк. Я подчеркнул, что являюсь членом организации, о которой София слышала краем уха, о которой ходят легенды, которую поминают только шепотом. Которая известна как Тайная дорога свободы.

Я ничего не утаил. Ни о тюрьме, ни о Коррине, ни о брайстонских занятиях, ни о вовлеченности Эми и Хокинса. Я сообщил, что Джорджи Паркс уничтожен, и объяснил степень собственного участия в операции по его уничтожению. Я рассказал об Уайтах, обласкавших меня и вызволивших Мэри Бронсон. Я рассказал о Микайе Блэнде и его подвиге. И о знакомстве с Мозес, и о Кессии – как она избегла продажи в бордель, как бережет память о Фине. Наконец, я сообщил о клятве вызволить Фину и доставить ее к дочери и о своем намерении вызволить также и Софию с Каролиной.

– Я обещал, что вытащу тебя отсюда, и не отступлюсь. Ты будешь вольной, София.

Переведши дух, я повернулся к ней – глаза поджидали меня. Ни изумления не было в них, ни восторга – только тусклый блеск стылой воды.

– Так-так. Вот почему ты вернулся. Чтобы обещание выполнить.

– Нет. Я вернулся, потому что мне так организация велела.

– А если б не велела?

– София, ты у меня из мыслей не шла. – Я погладил ее по щеке. – Чем бы ни занимался, а про себя каждую минуточку думал: как она, что с ней? Извелся весь.