Танки в спину не стреляют

– Хороший ты человек, Семен, по глазам вижу. – Он вытянул из-за пазухи белую тряпицу, бережно вытянул засохший кусок хлеба, разломил пополам и протянул нехитрое угощение танкисту. – Держи, бабка моя готовила, Устинья, передала мне со связной по осени еще. Ем по кусочку, о ней вспоминаю. Хоть так вас отблагодарить, жизнь нам спасли, уже и не чаяли мы выжить, к смерти готовились. Нас ведь местный выдал гестапо, мельника мальчишка, выслужиться решил перед фрицами, кусок пожирнее получить. Поверили ему, связным сделали, комсомолец ведь, отец на фронте воюет, а он вон куда, к немцам переметнулся. И нас сразу в гестапо на допрос, троих тут же расстреляли, чтобы жути нагнать. Но мы молчок, хоть и три шкуры спустили с меня. Вот! – Дед задрал рубаху, демонстрируя кровавые отметины от ударов по всему телу.

– Не люди, а звери, – кивнул Бабенко. Он изо всех сил старался слушать собеседника, но, к стыду своему, от тепла и кусочка хлеба на него после тяжелого боя наползала дремота. Организм требовал хоть немного отдыха.

– Вот точно, зверье. Лагерь смерти на болоте сделали, согнали всех туда, кто работать не может. Детишек, стариков, больных. За пару дней все деревни по Жлобинскому району угнали. Связная наша тоже с пленными сгинула. Ольга, такая была отчаянная девчонка, беды с ней не знали. После смерти отца к тетке в нашу деревню переехала из Мостока – и сразу в отряд. Бедовая, шустрая, ничего не боялась, хоть сама и росточком невысокая, худая. Ну чисто птичка, мы ей прозвище Воробушек дали. Тоже вот танкиста любила, ждала, когда война закончится. Хороший жених, командир танка, и девчонка хорошая, какая бы семья вышла, а все немцы разрушили, испоганили. Сволочи!

Бабенко вдруг встрепенулся:

– Ольга из Мостока? Маленькая такая, боевая?

– Она сама, Воробьева Ольга, связистка отряда нашего. Ты ее знаешь, что ли, мил человек?

– Знаю, знаю, – радостно воскликнул Бабенко. – И жениха ее знаю. А где она сейчас? Как найти?

– Так никто не знает, пропала она, когда немцы всех из деревень в лагерь смерти согнали, в Озаричи. Все пропали, бабка моя Устинья, внучок. Не знаем с тех пор про них ничего. Пытались к лагерю тому пробраться, но там вокруг все в минах, часовые чуть что из автоматов стреляют. Да не по нам стреляли, по тем, кто за проволокой. Не смогли подобраться мы, так и не знаем, кто там живой еще. Они ведь, когда людей гнали по дороге, всех расстреливали, кто отстал или упал. Мы трупы потом хотели собрать, похоронить по-людски – не дали. По дороге патруль на мотоциклах пускают простреливать территорию. Мы трошки смогли подобрать погибших. Человек триста, а сколько еще осталось… Даже имен не знаем, без документов почти все были. Ребятишки там, больные, девчата… – Старик махнул рукой, не в силах говорить дальше. В горле у него сипело от сдерживаемых слез, лицо исказило от невыносимой боли.

И Бабенко тоже замер от страшной новости – невеста командира в лагере смерти, откуда нет выхода живым. Вся его радость от поездки была омрачена. Но тут зашумели партизаны при виде надвигающейся деревеньки, где расположился штаб. Грузовик прибавил скорости, вот уже пост охраны, и водитель остановился, чтобы предъявить документы. Бабенко в нетерпении сунул свою красноармейскую книжку для проверки в огромные рукавицы постового и, как только получил обратно, бросился со всех ног туда, где раздавались над крышами разбомбленных домов женские голоса.

«Поют!» – на бегу стучало внутри все счастья.

Вот и колодец, козлы с тазами, в которых банно-прачечный отряд с утра и до сумерек без остановки отстирывает окровавленную форму. Женщины в черных куртках, ватных штанах, огромных валенках и в окружении парящей на холодном воздухе мокрой одежды. Чтобы отвлечься от изматывающей тяжелой работы, они пели, подхватывая одну песню за другой. И вдруг тонкая заунывная мелодия оборвалась, самый сильный бархатный голос замер на секунду и тут же взвился в радостном крике:

– Семен Михайлович! – Невысокая женщина бросилась Бабенко навстречу: – Вы вернулись!

Взволнованный Семен в ответ не мог вымолвить ни слова. За три недели разлуки он и забыл, какая же она красивая, его Неля. Рыжие кольца волос, белоснежное личико, женственная округлая фигура, которую не могла скрыть даже огромная бесформенная куртка.

– Вы как здесь оказались? Вас прикомандировали к штабу? Надолго? Вы вернулись с задания? Мне ваш танкист все рассказал, что никто не знал о вашем местонахождении. Вы ранены? – Она засыпала его вопросами.

– Нет, я к вам приехал, Неля, вы ведь согласились стать моей женой. – Он осмелился сказать самое главное, ради чего приехал. – Командир штаба нас сегодня распишет. Надо торопиться, у меня увольнительная до ночи, и потом я обязан вернуться до двенадцати ночи обратно в свое расположение.

– Идем же, времени совсем мало. – Неля с готовностью подхватила его под руку и повела по дороге между домами, к зданию штаба в бывшем доме колхозника.