Танки в спину не стреляют

Но мысль о Неле, которой почти сразу после знакомства Бабенко написал письмо с предложением руки и сердца, никак не оставляла его. Словно сговорившись, одна случайность за другой мешали ему увидеться, хотя бы перекинуться парой слов с любимой. С каждым днем она становилась от него дальше, экипаж шел на запад вместе с линией фронта, а Неля оставалась служить в недосягаемом тылу. Только и оставалось по вечерам пытать Бочкина, который передавал письмо женщине и беседовал с ней, пока Бабенко был на задании.

– Так и сказала? «Я согласна»? Так и сказала: «Я согласна»? Ты уверен, Коля?

– Так и сказала, это точно, она два раза повторила. И назвала вас хорошим, – терпеливо в который раз пересказывал встречу с прачкой Николай. – Правда, она сначала решила, что вы ее обманули, потому что сами не приходите. Но я объяснил про задание и про то, что вы пропали во время задания.

И Бабенко снова вздыхал с тоской, как же глупо получается, ведь его возлюбленная до сих пор не получила от него ни одной весточки и действительно снова может решить, что его сватовство было всего лишь глупой шуткой. Поэтому он и решился обратиться к комбригу с необычной просьбой, услышав во время вечерних разговоров с другими танкистами, что вместо загса документ в военно-полевых условиях может выдать командующий полком или батальоном. Но, вопреки его опасениям услышать насмешку и отказ на просьбу, Тенсель вдруг снова пожал ему руку тепло, по-человечески:

– Война кругом, рад я, когда вот так люди семью хотят образовать. Это же самое главное в жизни, сержант, ради чего мы и воюем. Ты молодец, не оробел. Пока перерыв между боями, даю тебе двенадцать часов. Прыгай в полуторку с партизанами и пленными, они до штаба дивизии переправляются к полевому госпиталю.

Бабенко охнул, выпалил: «Спасибо!» – и со всех ног бросился бежать к легкому грузовичку, куда уже усаживались партизаны. Но комбриг снова хохотнул и остановил его:

– Подожди, жених, я хоть записку комдиву напишу, чтобы бумагу вам оформил.

Он набросал химическим карандашом на осьмушке бумаги пару строк, протянул взволнованному сержанту и еще раз предупредил:

– Двенадцать часов тебе, ночью должен прибыть обратно в роту.

– Так точно, товарищ полковник! – выкрикнул Бабенко и наконец заторопился к своему экипажу предупредить о внезапном отъезде.

Но его командиру, Алексею Соколову, даже выигранный бой и капитуляция немецких танков радости не принесли. От одного взгляда на мрачного Лаврова ему сразу стало ясно, что тот до сих пор не нашел решения, как освободить узников лагеря смерти.

– Алексей, иди сюда, важный разговор есть, – буркнул комбат, отвел подчиненного подальше. – В общем, без жертв никак к лагерю в Озаричах не подобраться. – Он замолчал на несколько секунд, подавляя грызущую изнутри досаду на свое бессилие. – Сегодня с немцами будут переговоры, ультиматум им передадим. Ты со мной пойдешь парламентером, немецкий знаешь. Да и нрав у тебя спокойный, меня, если что, в бок бей, чтобы я там не перестрелял этих гнид.

– Есть… – Новость Алексея ошарашила его, но и обрадовала.

Если немцы согласились на переговоры, то есть возможность спасти узников, вытащить их из гибельного места.

– Давай сейчас обратно в лагерь, приводи себя в порядок. До заката надо выдвинуться на нейтральную полосу.

* * *

В тесном кузове грузовичка было мало места. Партизаны старались держаться поодаль от военнопленных, жались к кабине, спасаясь от холодного ветра под брезентом. Германские военные, связанные одной веревкой, закопченные после боя, не поднимали глаза на своих охранников. А те, в свою очередь, расслабившись после чудесного спасения, после фронтовых ста граммов, которыми их угостили экипажи, оживленно шумели, балагурили от радости вновь обретенной свободы.

– Мил человек, иди к нам, вместе теплее, – окликнул Бабенко мужчина с растрепанными длинными седыми волосами.

Семен Михайлович кивнул и принялся неловко пробираться по качающемуся кузову к кабине, возле которой уселись теплой компанией партизаны. Он и правда озяб от пронзительного ветра, руки совсем окостенели держаться за ледяной борт. Он испытывал радостное удивление оттого, что добился он все-таки своего, едет в штаб и увидится с Нелей. Ни холод, ни долгая дорога, ни пустой желудок, поскольку не успел пообедать, не могли омрачить его счастья.

– Присаживайся поближе, не стесняйся. – Седой протянул Бабенко душистую самокрутку, чиркнул спичкой между сложенных задубевших ладоней. – Покури, сам вырастил в лесу. Душистый, забористый. От голодухи хорошо помогает, когда брюхо сосет. Покуришь, и вроде полегче. Петрушев я, Никодим.

– Бабенко, Семен, – представился мехвод попутчику.

Старик вдруг ласково потрепал его по плечу: