Танина смерть

Подруга вспомнила (что раньше, что тут позже, неясно), внутренне согласилась: да, это верней. «Право первой ночи» (с умным видом). Ночную девчонку — никто не попробовал, до него. Но если бы так!.. И исчез.

А вот зачем Герасим утопил Муму? Голося заунывные песни: «сколько должен капитан? внучке ямщика», подпихивая товарку, сверзились обратно с горы. Пробел. Утром проснулись — да где? В палатке у украинцев.

—

Украинцы их не гнали. Сами ушли; лишь только оказались на это способны. Сначала до умывальника: у этих был умывальник — прибит гвоздком к горе.

Украинцы пели. Вообще профессионально. Но пели не свои. По счастью, подруга не тук-тук по украински ни черта, кроме «Нэсэ Галя воду», так что молчала. Да они бы и не рискнули тут, сидели, раскрыв рот. Те стриженные, в наглаженных руба… Уползли наконец к «своим».

«Шмелёв» обрадовался воскрешению девиц не могу как. Там был Дато. Знакомый подруге с Москвы: это он их вчера напоил. Он был грузинской диаспорой (из учебника для РНЕ) единолично. Он был Сергей наоборот. Но если Сергей «смотрел» по бухте — то Дато — куда! — по всему союзу. Сергей был желанен везде. А Дато всех доставал. В прошлом году подруги его спустили с горы — не с этой. Натурально, вытерпели два часа. Так вообще не делалось. Дато смертельно обиделся. Но Дато обид не держал. «Герлушьки… герлушьки». «Я хиппи», Дато ударял себя в грудь. Грузинский хиппи. Жирный, грудь кучерявая.

А кто это там далеко-высоко? стоит на тропе.

—

Полдня слетело, прежде чем дошел до этого края. Посидел у всех компаний по бухте. Он даже не знал, что они уезжали. Зря потраченная акция «самостоятельности».

— Герлушька, герлушька, — передразнил Сергей. Дато испарился, предварительно обсудив политическую обстановку, Сергей был не в духе, Дато что ни скажет — он переврет, Дато наконец устал от такой беседы: «ну я пашёль».

— Хиппи… — он сморщился, безапелляционно: — это не то.

Половина была хиппи (вторая половина тоже): что, кто-нибудь слово сказал? А ты-то кто тó? Гудошник…

Подруга сидела, выстукивая камнем по ляжке, синяк будет. Она сказала подруге: хочу траву не курить, — той хоть бы для порядку сделать вид, что интересно. Хочу увидеть как на самом деле. На самом деле. Смотри…

Когда он подошел: — Я оттуда увидел, что вы здесь, — обратился к подруге. Не к Тане.

И потом взглянул: — Пошли поговорим.

И теперь сидят, оба маленькие, и курят один косяк. Вправо-влево влево-вправо. Не пускают по кругу, как принято.

Одно у них на двоих.

И все видят.

А бухта не видит. Бухта большая. Бухта живет, каждая группа своей жизнью. Он потом пойдет туда к ним. Там Света со своим Слепым. Вот почему Слепой! — осенило. Они видят только друг друга. Почему-то это противно. Клички здесь он раздавал. Может быть, не сознавая, что одним ударом раскалывает то, как на самом деле.

—

Маленькое туловище было стальным. Распластавшись, полз, как морская звезда. Опасное место. Щебень из-под ног сыпался почти на голову Тане.

Таня проделала пируэт почти так же изящно. Только не спиной к горе, как он, еще протягивал ей ладонь — которую она не взяла; а носом: ноги нащупывали камушки — некоторые проворачивались и катились, с мягким шорохом опадая в воду. Не так и высоко.

Сергей постелил под собой свитер, оставил, чтоб и ей сесть. Сегодня он был обвязан рукавами у него на поясе. Ну да. Жарко.

Места ровно на двоих; не знаешь, так и в жизни не придет сюда забраться. Был он здесь с кем-нибудь с какой-нибудь девушкой? Конечно.

— Можешь прыгнуть. Тут глубоко, не разобьешься.

— Я не умею плавать, — сказала Таня.

— Я тоже.

Дефективные приехали на море. Что будет, когда один из них отсюда свалится? Другой не сможет его спасти. Бухта рядом — а далеко.

— Твоя подруга умеет.

Таня промолчала. Он боком повернул голову.

— Мне тридцать один.

Таня промолчала. Что сказать: «поздравляю»?

— Я думал, вы уехали. Пришлось задержаться. Так спешил.

— Мы и уехали, — сказала Таня.

— Больше не увижу их, думал.

— Мы приехали, — сказала Таня.

— Ну вот, — обрадовался он.

Таня думала точно так же. Ну вот.

Как будто этим он наконец ее отделил. Как будто нужны были предисловия. Если б она хотела отдалиться — она бы свалилась. В воду.

Таня закрыла глаза, отдаваясь чувству его языка, пахло водорослями, как и всё тут.

Все-таки отдалился. — Чё здесь делать? Забрались не пойми как, — как будто не за ним она ступала сначала по камням; потом карабкалась. — Мы б могли прыгнуть, прям так, — они такие: сидят, — а мы такие, выходим! Если б были такие, как твоя подруга. Но мы не умеем!

— Пошли курить. — Нечего здесь делать.

Таня повернулась и полезла обратно, первая теперь, места там было — не разминуться.

—

Какие-то деньги.

Сергей умотал в поселок «до почты». Пришел опять почти к вечеру. Таню свистнул, как собачка побежала, явились — щеки аж маслятся: приобщил к большой жизни на набережной, где уж нам, хипанам. Таня улыбается как крокодил, съевший поросенка, а у него на руке Танин браслет, большой, черный, действительно мужской. Но ей шел.

— Перевод получил, — пояснил Игорек подруге тет-а-тет, — от жены. …Шутка!