Танго верано

Э, нет, это не так работает. Жалеть можно того, кто других пожалел. А эта гадина приговорила к смерти целый город. Работала ради этого, активно работала, хорошо, с душой, старалась…

Что она – не знала, что будет? Мужчины, женщины, старики, дети… за такое только казнить. И лучше не просто так, а медленно, мучительно и с выдумкой. Чтобы точно не выжила. Сжечь, например.

И снова вопросы и вопросы.

В том числе и про несчастного секретаря.

Как оказалось, Эва Мария лично поспособствовала его устройству. Она, конечно, работала в мэрии, но не ко всем документам у нее был доступ. Не ко всему. А надо было! Очень надо!

Поэтому она подсказывала мальчишке, как лучше подольститься к старому пню Вальверде. Дальше… дальше все было просто.

Посвящать Оливареса в такие дела, как заговор, никто не собирался. С него просто требовали документы. То один, то второй. А чтобы все оправдать, повесили на него карточный долг. Эва светиться в деле не хотела, мало ли что, мало ли кто – у нее были и другие функции. Так что она направляла и подсказывала, а шантажировали мальчишку уже другие.

Только вот… получился парадокс. Чтобы справляться с предложенной работой, мальчик должен быть достаточно умным.

Чтобы не понять, какие бумаги у него просят, и не составить из этого систему, надо быть дураком.

Оливарес понял, что речь идет о королевской семье, начал догадываться обо всем остальном – вряд ли расписание дня похорон и коронации по минутам кому-то нужно для организации сюрприза…

Результат?

В гробу. Он слишком много думал и слишком мало молчал. За что и поплатился.

У Феолы даже злости на эту тварь не было. Если ей что и было жалко, так это тана Толедо. Точнее, жалко, что он ни при чем. Казалось бы, так хорошо, можно его допросить, пристегнуть к делу… Не за что! Эва Мария про него ничего не знала. Да, кто-то играл. И что?

Играть в карты не запрещено! Хоть с чиновниками, хоть с мэром лично. Хоть с королем садись, если уговоришь.

Выигрывать? Тоже без проблем. И долговые расписки принимать. Это все законно. Тебя в кабалу? А ты не играй!

И самое печальное, продавать долговые расписки тоже может каждый. Может – с потерей денег, может с выгодой для себя, дело житейское. Но может.

Толедо просто заработал на этом. Да, заработал дважды, ему заплатили, чтобы он обыграл конкретного человека, и ему заплатили за долговые расписки. Даже чуточку больше, чем они стоили.

И все.

На этом его роль закончилась. Если и нет – мединка подробностей не знала, а спросить… лови Бустоса и допрашивай. Нет? Пока – нет…

А Феоле было обидно, Феолу это злило! Вот как хорошо было бы пристегнуть негодяя к заговору. Но – не за что. Увы.

А как эту дрянь от дома отваживать?

Заговоры, короли и прочие – это отдельно. Это их дела и их короны, Феоле с того ни жарко, ни холодно. Она такими категориями не размышляет. Ее дело – семья, брат и сестра, родители и Адэхи, чуть подальше – подруги и город, который ей понравился. Человеческое желание остановить кошмарную бойню, задуманную мединцами. Но это подальше.

А семья все же ближе.

А то бойню она остановит, а сестру потеряет.

Это – неправильно!

Но и фальсифицировать дело – на это никто сейчас не пойдет. Ладно-ладно, не верила Феола, что такая дрянь, как Толедо, просто так успокоится. Попадется он ей еще! И узнает, что терьеры делают с крысами!

На себе узнает… крыса паршивая!

* * *

Богадельня была… она просто была богадельней. Не так, чтобы богатой – не с чего ей богатеть. Определенную сумму город выделял на ее содержание, но почему-то денег всегда не хватало. Нет, не из-за воровства начальников. Когда тебя и храм проверяет, и мэрия, сильно не поворуешь. Тут дело в другом.

Сколько стоит содержать одного лежачего больного, знаете? И дай Творец вам не узнать! Дорого это! Очень дорого.

Даже если сиделки практически бесплатные, из монашек и ходячих больных, есть еще кровати, постельное белье, перевязки, отвары… даже тряпки, чтобы полы мыть – и те бесплатно не дадут.

Благотворители?

Так ведь тоже. Помогут на медяк, а шуму на золотой. Так что богадельня святой Мартины не могла похвастаться достатком.

Поэтому Херардо начал с самого простого. А именно – сунул серебряную монету проходящему мимо брату милосердия.

– Дружок, удели нам внимания?

– Что ж не уделить? – брат милосердия остановился и посмотрел на тана. – Чем могу помочь?

– Посмотри на девушку. Ты ее раньше не видел, но сюда ее мать приезжала. Может, знаешь к кому и куда?

Медбрат смерил взглядом Мерседес. Не откровенным или раздевающим, а просто – смотрел, прикидывал, сравнивал… не было у них портрета Вирджинии! Не запаслись! Херардо, хоть и художник, но со слов и он точно не нарисует, так что и возиться не стали. А вот Мерче с матерью были похожи. Не идеально, но все же видно, что это мать и дочь.

– Знаю. К Консепсьон-Монетке она приезжала.

– А нас не проводишь? За монетку, понятно?

– Что ж не проводить, – пожал плечами парень. И зашагал по коридору.

Богадельня.

Запах крови, испражнений, запах не слишком чистого тела и человеческих страданий. Темноватые и не слишком чистые коридоры, тоска в глазах людей, которые попадаются на пути.