Танец тюльпанов

Сестеро, до сих пор сжимавшая в ладони одно из миндальных печений сестры Тересы, дошла до точки кипения. Ее так и тянуло схватить монахиню за рясу и потрясти ее. Ане положила печенье в рот, чтобы освободить руки, и нахмурилась. Холодное. Разве оно не только что из печи?

— Твою мать, они жгут документы! — вскричала она, припомнив запах, витавший в монастыре.

Сестра Тереса пыталась возразить, но ее никто не слушал. Она попыталась схватить Айтора за руку, чтобы остановить его, но было уже слишком поздно.

Январь 1996

После моей попытки самоубийства моему отцу все стало ясно. Не самое приятное возвращение домой после месяца в море — найти меня посреди улицы со сломанной ногой в окружении соседей, потрясенных моим падением в пустоту. Я больше не ходил в школу. И хотя он ни слова не сказал о матери, я знаю, что он пытался держать меня подальше от нее. Пребывание на море закалило меня. Жаль, что тот первый раз, когда я вышел в море, совпал с началом его болезни и мы не могли плавать вместе. Мне не хватало его рядом, потому что Гран Соль оказался далеко не таким приятным местом, как сулило его название. Казалось, Атлантический океан и шторма объединились в намерении создать враждебную среду для человеческой жизни. Посреди бушующего моря тридцатиметровое судно Вирхен де Бегонья казалось всего лишь ореховой скорлупкой.

— Матерь Божья, да ты весь позеленел! У тебя морская болезнь? — спросил меня Пепе, едва я поднялся на палубу. Этот грубоватый моряк с хриплым, будто вечно простуженным голосом был здесь одним из старожилов.

Я ответил, что нет. И не соврал. Меня не тошнило от морской болезни — меня мучил животный страх перед надвигающимся штормом.

— Не лучший рейс. Море истощается с каждым разом, — посетовал Пепе. — Ты опоздал. Все уже не так, как раньше. Раньше мы получали более пятисот тысяч песо каждый при хорошем рейсе. — Моряк сплюнул в море. — Теперь, если получаешь двести тысяч, это уже событие. И каждый раз приходится проводить в море все больше дней, чтобы заполнить трюм. Каких хеков мы раньше ловили…

— Шторм уже начался? — спросил я. Это единственное, что меня в тот меня беспокоило.

Море превратилось в непрерывную гряду гор, которые беспощадно трясли наше судно. Каждые несколько секунд нос поднимался в поисках неба, а затем, когда волна оставалась позади, он резко уходил вниз в море. Переполняло ощущение беспомощности от того, что мы отданы на прихоть океана, меня трясло.

— Шторм? Да это разве шторм… Ветер всего на четыре балла. Когда мы попадем в центр шквала, это будет девять баллов, а то и больше. Вот тогда мы увидим настоящие волны.

Я инстинктивно начал осматриваться в поисках суши. Конечно, ничего не было видно. Нам потребовалось четыре дня, чтобы добраться из Бермео до места промысла. И это с двигателем на полной мощности. Мы были посреди океана, приближалась зона низкого атмосферного давления, но всем на Вирхен де Бегонья, казалось, было все равно. Неужели все вдруг сошли с ума? Неужели нам действительно предстоят три недели в этом аду?

— Почему мы не ищем безопасный порт, где можно переждать шторм? — спросил я.

Пепе весело посмотрел на меня.

— Да, конечно, мы сейчас же вернемся на сушу, — усмехнулся он, но в его взгляде промелькнула жалость, и он пояснил: — Мы не можем вернуться. Но не бойся. В Гран Соль это нормально. В первый раз всем тяжело, но нам ничего не грозит. И поблизости всегда есть другие. Если рыбацкая лодка попадет в беду, другие сразу же придут на помощь.

Его слова не успокоили меня. Мне хотелось бежать прочь без оглядки. Но куда? Со всех сторон нас окружали бурлящие волны.

— Как тебе удалось перебороть страх? — спросил я Пере. Его лицо окутал свет, будто мне явилась Дева Мария, но я не удивился. С тех пор как одноклассники бросили мне в лицо тряпку, пропитанную едкой содой, я привык то и дело видеть свечение и вспышки.

Рыбак поманил меня за собой вниз. При такой качке удерживать равновесие было нелегким делом. Он отвел меня в свою каюту — крошечное место, которое он делил с тремя другими моряками, я жил в такой же. Плакаты с изображением грудастых обнаженных женщин в призывных позах соседствовали с небольшой нишей, где стояла статуя Богоматери Кармельской, покровительницы моряков. Пепе вытащил из своего шкафчика бутылку бренди. Сделав щедрый глоток, он протянул ее мне. Волны внутри бутылки казались мне не такими угрожающими, как морские.

— Выпей как следует. Пей и молись. Большее не в наших силах.

Если он намеревался успокоить меня этим ответом, то он потерпел поражение.

Я выпил. Никогда раньше я не пробовал спиртное. Бренди обжег мне горло, и я почувствовал, как к моему желудку опускается жар.

— Ну что, стало немного легче?

— Нет. — Я не хотел врать. — Кто так назвал это место? Плохая шутка.

Пепе хрипло рассмеялся, будто старая трещотка.

— Ты про Гран Соль? Название места промысла не имеет никакого отношения к солнцу. Так его прозвали лягушатники. Grand Sole, большая камбала. В честь рыбы, которую здесь ловят. Вернее, ловили, потому что больше ее не осталось.