Там, на сухой стороне

Мне представлялось ужасной глупостью рисковать своей жизнью только для того, чтобы спасти какую-нибудь старую книгу, которая имееет ценность лишь для книжных червей. Нет, там наверху должно быть именно золото.

Мне в голову пришла одна мысль, но я тут же отогнал ее. Я подумал о том, что может быть, я смешал в своих грезах золотоволосую девушку с золотыми монетами клада. Но я не придал этой мысли никакого значения. Я ведь даже еще не видел этой девушки и не поверю рассказам Чантри до тех пор, пока сам все не увижу.

В тот момент я не очень-то думал о нем. Он был резким, суровым человеком, у которого были свои причины поступать так, как он поступает. И не было секретом, что его черный сюртук уже протерся на сгибах локтей, а ботинки, которые он полировал до блеска каждый вечер перед сном, были далеко не новы.

Мы с отцом, в общем-то, были одеты не лучше, но мы и не заносились так высоко, как он.

- Как ее зовут? - спросил я снова. Я помнил ее имя. Оно звучало волшебным звоном и было ужасно красиво.

- Марни Фокс. Она ирландка, Доби, - ответил Чантри, - или в ней течет часть ирландской крови. Там на востоке ирландцев не очень-то любят. Слишком многие из нас были нищими, когда приехали сюда. Но это хорошая земля и ты найдем на ней свое собственное место.

- Мне папа рассказывал, как им было тяжело вначале. Почему люди так ведут себя, мистер Чантри?

- Такова жизнь. За морем у каждого есть свое место и очень трудно бросить его. Мы должны найти свое собственное место, Доби, как и все остальные. Солнце светит равно для всех, не делая различий ни в религии, ни в философии, ни в цвете кожи. Ни одни человек не имеет права на особые поблажки ни от папы, ни от президента. И в этой стране даже ярче чем во всех остальных видно, что ты должен всего добиваться сам. С тобой не будут обращаться как с избранным, пока ты им сам не станешь. Некоторые преступают закон. Они не могут жить честно, поэтому и идут путем силы. Но все против них и выиграть им не удастся.

- Человек должен учиться, - сказал я.

- Учиться никому не помешает. Каждая книга сама по себе целая школа. Любая из них может научить тебя чему-нибудь. Но и просто наблюдая, можно многое узнать. Самым богатым торговцем, которого я знал, был человек, начавший с торговли в разнос. Он, кстати, тоже был ирландцем. Он достиг вершин своего бизнеса, но подписывать свое имя научился только после сорока.

Когда ему исполнилось пятьдесят, он уже говорил на четырех языках и писал не хуже других. Но состоятельным человеком он все-таки стал еще до того, как выучил алфавит.

- Если вы такой умный, почему бы вам не заняться чем-нибудь получше? спросил я грубо, - Карманы у вас золотом не набиты, все ваше имущество одна-единственная лошадь, однако, вы тащитесь на ней на самый край света. Зачем?

Он поглядел на меня и взгляд его стал ледяным.

- Я не преуспел в своей жизни, Доби, только потому, что всегда шел за Синей Птицей. Однажды я узнаю, что это такое на самом деле - он немного помолчал. - Твой вопрос справедлив. Я знаю, что надо делать, но никогда не делал этого. Может быть, передо мной было слишком много рек, которые я хотел переплыть, слишком много каньонов, по которым я еще не прошел и слишком много городов с пыльными улицами, по которым я еще не проехал.

Самое неприятное в таких странствиях заключается в том, что в один прекрасный день ты останавливаешься, чтобы оглядеться кругом и видишь, что горизонт так никуда и не делся, что существует еще множество безымянных рек и каньонов, совершенно неизвестных человеку. Но человек этот смертен и старость уже не за горами. Мечта так и осталась мечтой, но ревматизм и старческая немощь не оставляют тебе ни малейшего шанса идти дальше. Ты еще увидишь меня лет через пять, Доби... Или через десять.

Я молча глядел на него. Он уже не обращал на меня никакого внимания и просто смотрел вдаль, занятый своими собственными мыслями. Я тоже задумался о своем.

Затем Чантри вышел из дома и направился к конюшне. Всякий раз, когда он хотел подумать о чем-нибудь, он шел чистить своего коня, он прямо-таки трясся над ним. Можно было подумать, что его вороной был ребенком. Впрочем, и с вьючной лошадью он обращался ничуть не хуже.

Я вошел в дом. Отец сидел у огня.

- Пап, как ты думаешь, он говорил правду?

- Кто? Чантри? - удивился отец. - Конечно!

- А если у них были свои причины убить его брата?

- Мы нашли труп, сынок. И я знаю Моуэта и его шайку. Я много слышал о них.

- Ты слышал! Не ты ли тверди все время, чтобы я не верил всему, что слышу?

- Ты и сам с ними не очень-то поладил, Доби.

Ну, на это трудно было что-то возразить. Что правда, то правда. Они вели себя ужасно грубо со мной. Поэтому я сказал только:

- Это ничего не доказывает.

Впрочем, аргумент был слаб и я сам это понимал.

Нам нужны были жерди для ограды, раз уж мы собрались заводить огород, поэтому на рассвете следующего дня я собрался и поехал в горы нарубить осины.