Там, где дует сирокко

Сейчас она была одета как алжирка – такую одежду получилось купить с помощью Салаха в одном из магазинов Мадины в день её выезда. Белое платье-гандура, шедшее цельным куском и разделявшееся внизу на несколько слоёв, перехваченное поясом. Не так плохо – уж получше того, что она была вынуждена надевать в Мадине, выходя на улицу.

Говорят, поменяй одежду – и изменишься сам. Замиль уже не была уверена, что это работает именно так.

Да, она попрощалась с ненавистными синими тряпками, знаком непотребной женщины, самого существования которой Мадина не хотела замечать (пока не приходила ночь увеселений, конечно). Сейчас она шла по улице, одетая как многие другие горожанки, но… Что-то вздрагивало в груди при мысли, что другие женщины и, тем более, мужчины смотрят на неё, на её открытое лицо и возмущены. Как она посмела показать свой проклятый Аллахом образ добропорядочным верным, чью дорогу озарило учение Махди? Как она…

Так, хватит. Замиль резко одёрнула себя, ощутив, как сердце её ёкнуло, когда идущая мимо африканка в пёстром широком платье покосилась на неё. Никто не поймёт, кто ты, пока сама этого не выдашь. Лучше смотри по сторонам.

А это и впрямь оказалось интересным. Марсала отличалась от Мадины не только размером. Она была более… старой, что ли? Замиль даже не могла подобрать правильного сравнения. Сейчас она спускалась вниз по улочке, застроенной двух-трёхэтажными домами. Их панели кремового и лимонного цвета, отражая средиземноморское солнце, заливали улицу дрожащим светом. Не то чтобы таких домов не было и в Мадине, конечно. Старая архитектура назрани. Но дело в настроении. Здесь гораздо меньше ощущалось дыхание Даулят-аль-Канун, того единственного мира, который она знала.

Вот даже люди, попадавшиеся ей навстречу. Они были разные. Вслед за прошедшей мимо неё чернокожей женщиной показались ещё две, средних лет, одетые как сицилийки – в одежде, которую дозволили им хадисы Обновлённого Учения. Платья кремового и светло-зелёного цветов спускались к щиколоткам, забранные завязками рукава скрывали руки до запястий. На шеях небрежно висели платки – предписывалось закрывать волосы, заходя в присутственные места, но на улице, если они не правоверные, делать это было необязательно. Женщины неторопливо разговаривали друг с другом по-итальянски и едва заметили уже напрягшуюся Замиль. Им, казалось, было безразлично, кто она и каково её прошлое.

Да, таких можно было видеть и в Мадине – из остатков старого населения, но здесь, в Марсале их было особенно много. Больше, чем полгорода, как ей однажды сказал Салах. И Замиль внезапно ощутила острое любопытство. Эти люди – обломки старого мира, такие же, как и она сама. Ну хорошо, положим, не совсем такие – они не плясали непотребные пляски для увеселения толстых коммерсантов, не обучались греховным ласкам, от которых с ужасом отстранится любая добропорядочная мать семейства. Но они, эти люди, тоже были из того, прежнего мира, о котором Замиль почти ничего не знала, но куда так отчаянно хотела вернуться.

И движимая внезапным любопытством, девушка вдруг свернула налево, туда, где на перекрёстке стояло несколько столиков под потёртой вывеской уличного кафе. Строки – Forte i nero[3]. Да, здесь прямо писали вывески по-итальянски, даже не дублируя на фусха. Интересный всё-таки городок.

Перед столиками Замиль невольно замедлила шаг и посмотрела по сторонам – она искала часть кафе, что была предназначена для таких, как она. Запоздало вспомнила, что она теперь не женщина в непотребном платье, а вполне порядочная – по крайней мере, внешне – жительница Острова. Кроме того, в крошечной кафешке просто не было двух залов: четыре столика под навесом, огороженные заборчиком, и открытая дверь в небольшую каморку.

Замиль пожала плечами и опустилась на стул, подобрав платье. С любопытством огляделась. Да, даже эта небольшая и казавшаяся захудалой кафешка сильно отличалась от тех, куда она обычно захаживала в Мадине. Там – по крайней мере, в той части города, где она жила – господствовал магрибский стиль, местами с левантийским привкусом. Это было видно по форме стульев и столов, по расцветке стен и их украшениям – без всяких картин, конечно – по одежде официантов и по…

– День добрый, госпожа, – отвлёк её от размышлений глубокий грудной голос, и, обернувшись, она увидела вышедшую из помещения невысокую полную женщину средних лет. Официантка? А может быть, и сама хозяйка? В этих крошечных заведеньицах не разберёшь. – Хотите поесть? Чай?

Её голос звучал вполне учтиво, но при этом достаточно холодно, и от Замиль не ускользнуло, что арабские слова та выговаривает с некоторым трудом.

– Я говорю по-итальянски, – произнесла она и увидела, как густые чёрные брови женщины слегка приподнялись. – Кофе, пожалуйста. И что-нибудь сладкое к кофе.

– Эспрессо? Лунго? Маккиато?

– Я люблю кофе по-тунисски, – неуверенно ответила Замиль, и официантка покачала головой.

– Мы не делаем такого здесь.