Там, где дует сирокко

Она боялась войны, хотя толком её не видела. События эпохи Больших перемен, в том числе и война – нет, Война – прошли мимо провинциальной Марсалы, хотя тень на неё отбросили густую. Но она помнила те времена: соседей, которые через балконы делились последними новостями, срываясь на слёзы, опустевшие улицы, закрытые магазины, ночное эхо канонады, доносившейся откуда-то с северо-востока. И даже далёкий рокот, разбудивший её ночью, который (как она узнала наутро) был ещё одним свидетельством неукротимой ярости атомного зверя, растревоженного людьми. Но больше всего её тяготило в войне даже не это, не мысль о том, что где-то гибнут люди – Таонга не задумывалась о тех, кого никогда не видела – но прежде всего ощущение собственной беспомощности. Она ждала перемен, ждала их перед войной, когда слушала проповеди махдистских пророков в компании своих новых друзей. Но в дни ужаса уже не знала, что они ей принесут, и ощущала себя крошечным муравьём, мечущимся между ног исполинов. Как знать, который из них тебя затопчет и когда? Как помешать этому?

Чувство собственного бессилия перед чудовищными силами, мощь которых невозможно даже вообразить, больше всего угнетало Таонгу. Она любила контроль над своей жизнью, над жизнями окружающих, но война лишала её этого контроля. А тем более, такая война, как…

– Газават! – продолжал выкрикивать невидимый проповедник. – Возглашённый великим Махди, чтобы очистить гибнущий мир! И он уже близко, о том говорят в Мадине и в Тунисе, и в Алжире! Будет огонь и ветер, голод и мор! И взойдёт солнце, и его лучи выжгут скверну и…

Проповедник прервался, отвлечённый чьим-то вопросом, который Таонга не расслышала. Но при последних словах она невольно посмотрела налево – там, примерно в квартале от них топорщился возведённый десять лет назад минарет. Реявший над его конической крышей флаг отсюда было не разглядеть, но и нужды в том не было. Таонга знала, что там изображено. Знак восходящего солнца – солнца, которое некогда осветило жизнь «истинной дочери Африки», а теперь… не случится ли так, что теперь это солнце её и сожжёт?

Женщина посмотрела на толпу – сомкнувшиеся плечи, даже сзади казавшиеся напряженно сведёнными. И она знала, как заостряются глаза людей в такие минуты, как затвердевают черты лица, словно что-то, прежде невиданное, стремится прорваться наружу. Неужели опять?

Они тоже говорили про газават – Салах и та его шлюха. Почему? И не много ли совпадений?

Надо повидать Фаика. Он должен знать хоть что-то. И подобрав рукой платье, Таонга с новой решимостью засеменила дальше.

Глава седьмая

Мужчины смотрели друг на друга. В такие моменты Стефано жалел, что бросил курить – когда затягиваешься и выдыхаешь дым, разговор ведётся легче, как-то более по-мужски, что ли. Впрочем, не курил и Салах.

– До Суса, – ещё раз повторил мавританец и что-то показал пальцами, но Стефано не совсем понял жест, – как можно быстрее. Троих.

Он хоть правильно его понимает? Но вроде Салах говорит простыми фразами, тут не сбиться. Он действительно хочет этого.

Что здесь вообще происходит, интересно? Идя к Таонге, Стефано просто предполагал осторожно расспросить её, куда подевался мавританец, вдруг она знает. Столкнуться с ним лицом к лицу в душной комнатёнке за приёмной стойкой было неожиданностью. Сначала Стефано обрадовался – как рыбак, ценить удачу он умел. Но по мере того, как они обменивались с Салахом гортанными фразами на арабском, убеждённость, что ему так уж повезло встретить контрабандиста, бледнела и выцветала на глазах.

Стефано ещё раз повертел в руках пустой стаканчик. Этот приторно-крепкий «чайный эспрессо» был неизбежной частью его разговоров с Салахом – тот просто не понимал, как можно разговаривать и не пить чай. Вот и сейчас, ожидая ответа, почти машинально проверял, сколько осталось кипятка.

– Думаю, да, – сказал Стефано осторожно, – но…

«А что случилось с твоим катером?» – вертелся у него на языке вопрос. Вместо этого он, помолчав, продолжил:

– Могу, конечно и отвезти. У меня есть все документы.

– Завтра? – Салах всегда говорил так – будто в аптеке отмеривая слова. По крайней мере, говорил так с ним, возможно, осознавая, что тому трудно понимать сложные предложения по-арабски.

– Завтра? – Стефано задумался. – Ну, раз так спешно, то давай завтра. Но надо подготовить катер. Порт закрыт сегодня, ты видел. Завтра будут проверять всех.

Салах степенно кивнул и пододвинул к себе пустой стаканчик. Cazzo, опять чай! Ну да ладно, не это главное. Почему мавританец так торопится покинуть Марсалу, почему не воспользуется собственным катером, почему не включает свой наладонник? И кто эти бабы с ним?

Эта история чем дальше, тем меньше ему нравилась. Куда он, интересно, влезает?