Там, где дует сирокко

Молча, словно ощущая в глотке какой-то ком, который никак не получалось сглотнуть, Таонга переводила глаза с одной девушки на другую. Первая была беломазой – не как старые жительницы Острова, которых не всегда можно было отличить от магрибок, а как те, настоящие белые. Это ощущалось в её чертах, разрезе глаз, изгибе шеи – она была такой, какой сама Таонга в детстве мечтала стать. И смотрела эта Замиль на неё с враждебным недоверием, словно возвращая её собственный взгляд. Вторая, названная Джайдой, была африканкой, и густая чернь её кожи словно подчёркивала глубину безупречной формы глаз. В другое время сердце Таонги бы потеплело, как бывало всегда, когда она видела других дочерей Африки, пробивавших свой тяжёлый путь в чуждом им мире других расцветок. Но сейчас, глядя на её свежую, дерзкую красоту, на молодые изгибы её тела, угадывавшиеся даже под магрибским платьем, она чувствовала желчную, разъедающую волю зависть. Вот, значит, как, Салах…

– Алейкум-ис-салам, – проскрипела она сразу всем, и, молча развернувшись, двинулась по коридору, чтобы показать комнату.

И теперь она сидела у себя, рассеянно крутя в руках серебристую зажигалку. Салах не просто хочет поселиться – ему нужно поселение без регистрации. Ни он, ни эти две его кобылицы не должны быть помечены ни в её журнале, ни в той форме, которую она каждый четверг заполняет на страничке муниципии. Что ж, клиенты, которые хотят остановиться у неё без ведома всевидящего ока Зеркала, у неё, опять же, не впервой. Тем более естественно, что этого хочет человек с ремеслом Салаха.

Но почему две эти женщины? Сразу две?

Таонга вздохнула и прищурила свои густо подведённые синим глаза. Иногда у неё было чувство, что что-то пойдёт не так – просто чувство, не опиравшееся ни на какие умозаключения. Но она доверяла этому чувству. И чаще всего это доверие оправдывалось. В конце концов, она истинная дочь Африки. И кто знает, кем были её предки, пока в их джунгли не принесло белых миссионеров с их байками? Может быть, потомственными колдунами?

Таонга ещё немного посидела, затем её губы раздвинула хитрая улыбка. Что ж, она не муташаррид, не пересекает границы и не везёт контрабанду, но тоже кое-чему научилась за эти годы. Подцепив ногтем небольшой рычажок в основании ящичка на маленьком прикроватном столике, она нажала на него, потом дёрнула на себя. Ящик медленно отъехал, и Таонга наклонилась. Там лежал круглый дисковый аккумулятор для наладонника, два крошечных кружочка – диски памяти, пластинка с переключателем в одной стороне и то, что она искала. Небольшая мембрана в чёрной пластиковой петле, от которой отходило два шнурка.

Когда же она пользовалась этим в прошлый раз? Года два назад, вроде бы? Тогда вроде бы работало.

Подхватив микрофон двумя пухлыми пальцами, женщина поднялась и в несколько торопливых шагов покинула комнату. Время узнать, что за птичек привёз с собой Салах и чем же в действительности пахнет от этой истории.

Глава пятая

– Закрыли порт, говорю же – закрыли они сегодня порт, Стефано, – Густаво, как всегда, когда волновался, яростно скрёб свою заросшую седоватой колючей щетиной щеку, как раз там, где был виден глубокий полукруглый шрам, – никому не позволяют выходить, даже лодке, cazzo[7], никому!

– Я уже понял, старик, не кипятись, спокойно. Мы тут ничего не можем поделать.

Стефано похлопал Густаво по плечу.

Была у него такая особенность – сам вспыльчивый, он, когда видел перед собой человека в гневе, внезапно успокаивался и начинал говорить рассудительно и веско, убеждая и увещевая. Он и в подростковые годы разнимал так портовые драки, когда сам в них не участвовал, конечно.

– Есть какое-то объявление?

– Не по-итальянски, – и Густаво опять выругался.

Стефано нахмурился. За годы «нового порядка», как он мысленно называл власть махдистов над Островом и их «Государство Закона», он научился неплохо объясняться по-арабски, открыв у себя вместе со страстью к чтению ещё и способности к языкам. Но чтение этих загогулин по-прежнему давалось ему с большим трудом и невероятно раздражало.

– Хорошо, – он ещё раз хлопнул Густаво по плечу, – расслабься. Это ненадолго, я уверен. Может, пытаются поймать какого-то муташаррида или очередную партию кефа. Думаю, к вечеру, максимум к завтрашнему утру всё проясниться.

– Осталось сообщить это рыбе, – мрачно сказал Густаво, понемногу успокаиваясь.

Что ж, этот день для рыбаков пропал. Но что у них тут вообще происходит, интересно? Помимо Густаво по набережной бродили и другие такие же растерянные и разозлённые люди – командиры рыбацких судов, простые рыбаки, грузчики. В основном из старых, хотя виднелась и пара магрибцев, державшихся в стороне. У них можно было бы попробовать расспросить, но Стефано ещё раз посмотрел на них, и его передёрнуло. К чёрту, значит этот день просто выпал.

На пути из порта он ещё раз остановился в кофейне «Сугарелло фреддо». Махнув рукой официанту, он выкрикнул «эспрессо» и выудил из кармана наладонник. Сейчас посмотрим…