– Он говорит… – начала Джайда, но не закончила, потому что её слова прервал какой-то далёкий шум. Как будто гудки сразу многих машин, слишком слаженные, чтобы быть обычной уличной какофонией.
Замиль увидела, как сидевшие на лавочке мужчины вскинули головы, насторожились и о чём-то оживлённо заговорили друг с другом.
Гудки прозвучали ещё раз – шум приближался, теперь ему вторила не то музыка, не то песнопение.
– Это с улицы, – сказала Джайда, и Замиль напряженно кивнула.
Мало ли, откуда может идти такой шум, но он почему-то ей не понравился. Словно холодок пробрал её изнутри даже несмотря на липкую жару.
– Давай выйдем на лестничную площадку, – сказала она, – оттуда должно быть лучше видно.
Джайда кивнула, девушки поднялись и одна за одной протиснулись сквозь узкие двери балкончика.
Лестничная площадка была полукруглой, здесь на неё выходили двери пяти квартир. По другую сторону был проём без двери, который выводил на маленький балкончик-террасу. Судя по всему, на балкончике курили, сушили белье и ещё шайтан знает чем занимались. Как и площадка, он был грязным, с выцарапанными на стене безграмотными надписями. По одну сторону тянулись заржавевшие железные вешалки для белья, тут же к прутьям решётки крепились две древние пепельнички, покрытые слоем остывшего пепла. Но так или иначе балкончик выходил на улицу, и сейчас Замиль, осторожно взявшись руками за перила, щурилась на солнце, всматриваясь в ту сторону, с которой доносилась какофония.
– Что там видно? – спросила её Джайда, но Замиль только дёрнула подбородком.
– Кто-то едет.
Действительно, кто-то или что-то ехало – люди внизу, так же, как и девушки, заинтересовавшиеся шумом, выходили из дверей или на балконы.
– Машины! – воскликнула Джайда.
Движение по улице, где они жили, не было слишком напряженным, но сейчас Замиль видела, что и автомобили, и велосипедисты прижались к обочине, словно намереваясь кого-то пропустить.
– Вот они!
Действительно, из-за поворота показались машины. Они выныривали одна за другой, на медленном ходу, и Замиль, не отрываясь, смотрела на них, уже понимая, кто перед ней.
Первым ехал бронеавтомобиль, над которым развевались сразу два флага – знамя нового Халифата и другое, зелёное полотно, на котором схематические линии изображали коленопреклонённого человека. Орден Верных, самые ярые из махдистов.
Бронеавтомобили были их излюбленным средством передвижения ещё во время первого Газавата – состоявшие из них колонны покрывали огромные расстояния по пустыне и горным дорогам, врывались в города Мавритании, Мали, Алжира, Марокко, сметая слабые власти и провозглашая наступление новой эпохи. Махдисты даже к ним на Остров привезли несколько, хотя его ландшафту они совсем не подходили.
За первым бронеавтомобилем ехали другие: бронированные машины, полуоткрытые фиаты, грузовики, полные людей, а потом и большая платформа с установленными на ней динамиками. Из динамиков лилась походная песня махдистов на мотив нигерийских
Замерев и словно не слыша адской какофонии и не чувствуя, как Джайда дёргает её за рукав, Замиль следила за проезжающими мимо машинами. Их было не менее двадцати. Над одними реяли флаги Ордена, на других были полотнища с короткими цитатами из Правильника. «Истина в служении».
Когда колонна исчезла из поля зрения, она наконец повернулась к Джайде и пристально посмотрела на неё. Та отняла ладони от ушей и проговорила, повысив голос, чтобы перекрыть удаляющийся шум процессии:
– Идем обратно, Замиль, они уехали.
– Уехали, – Замиль нехорошо улыбнулась ей в ответ, – но не навсегда. Давно я не видела их столько разом. Что-то возбудило орденских обезьян сегодня. И знаешь, когда я вспоминаю, что прочитала в Зеркале…
– Тише ты! – ахнула Джайда.
Её страх не удивил Замиль – репутация у орденских братьев была мрачной. Даже у них, на Острове и в Мадине, или, может быть, особенно у них. Ходили слухи, что в городе полно их тайных соглядатаев, которые сообщают обо всех, кто отозвался о несущих факел Обновлённого Учения без должного почтения или просто сказал то, что им не понравилось. Говорят, такие люди потом исчезали, а тела либо не находили вообще, либо находили обезображенными. А полиция ничего не делала – Орден Верных был над законом, или, вернее, был законом сам. Замиль встречала братьев из Ордена, в том числе, когда те, не удержав соблазнов мужской плоти, заглядывали к ним в байт-да’ара, старательно снимая перед входом чёрные перстни с мизинцев. Она не испытывала перед ними особого пиетета, считая, что слухи об их могуществе сильно преувеличены. Но, тем не менее, зеваки в кофейнях понижали голос, когда речь заходила об «несущих факел веры».