Там, где дует сирокко

Это было странное и для него редкое чувство, и Салах тщетно искал ответа, шатаясь по улицам Херглы после разговора с парой старых знакомых в порту. У него ведь действительно оказалась информация, которую самонадеянная Замиль скопировала с наладонника обкурившегося шейха. Разрозненная, кусками, но всё же достаточная, чтобы установить людей, стоящих за беспорядками на Острове. И даже примерно понять их планы: фитна в городах вилайета, пара громких убийств и атак (вроде той, в которой так пострадал Ситифан), и – об этом он только догадывался – что-то мерзкое и кровавое, что планировали «братья» по другую сторону моря. На что конкретное рассчитывали поджигающие фитиль нового Газавата шейхи, понять из скопированных Замиль отрывков было невозможно, оставалось догадываться. Военное положение на Острове? Погромы, здесь – у назрани, там, в Землях Беззакония – у тех правоверных, которые имеют несчастье там проживать? Ввод войск Халифата на Остров? Резня кафиров? Или война, действительно большая война, наподобие той, что уже была? Насколько это возможно? Здесь не угадать. Шейхи, которые планируют это, влиятельны, почти всесильны на Острове, но ведь Аль-Джазира лишь маленький вилайет на отшибе Государства Закона. Если не подключатся действительно большие люди из всего их рыхлого Халифата – Рабата и Алжира, Каира и Аммана, да хоть бы отсюда, из Туниса, фитилёк великой войны, который сейчас так старательно раздувают по ту сторону пролива, пошипев, угаснет.

Жизненный опыт подсказывал Салаху однозначно – если видишь стадо бешеных слонов, просто отойди. Иначе затопчут и даже этого не заметят. И всё же… Он вспоминал то, что пережил в юные годы. Большая война, первый Газават. Смерть, витавшая везде: затопленные корабли, разрушенные города, пустыри на окраинах городов, куда сваливали трупы расстрелянных – тех, у кого хватило смелости или глупости встать против нового миропорядка. Слишком много воспоминаний, которые ещё удавалось прогонять днём, но они возвращались ночью в мучительных, тягостных снах. И теперь может повториться? Или не может? Что тут зависит от его действий и зависит ли хоть что-то вообще? И при этом, спрятавшись, забившись в какую-то щель в Магрибе или другом месте, он, наверное, уцелеет, но… но… Будет знать, что мог что-то сделать и не сделал. Как тогда, в подростковые годы, когда спрятался, не осмелившись пойти с отцом к мечети, чтобы спорить с махдистами.

Он сам не заметил, как оказался перед их домом – четырёхэтажным строением светло-кремового цвета, почти неотличимого от остальных таких по улице. А то, что тут бывали квартиры, которые сдавали, не требуя документов и регистрации – ну, это Хергла, да благословит её Аллах. Не случайно же он рассчитывал затеряться здесь, даже если его будут искать и по эту сторону.

Сейчас, поднимаясь по лестнице – светло-зелёные стены были густо изрисованы и исписаны, пахло несвежим бельём и горелым жиром – Салах пытался удержать в голове сразу всё, что увидел и узнал.

Прежде всего, шейхи узнали, что Замиль передала ему украденную информацию. А учитывая, что им и ранее казалось, что он знает слишком много, естественно, его решили убрать. Вместе с девкой и теми, кто подвернётся под руку. Значит, правильно сделал, что сбежал – как ни жаль брошенного, жизнь дороже.

Абдул, видимо, жив. Теперь он почти не сомневался, что пишущий ему человек – именно его старый напарник, слишком уж похоже изъяснялся. Жив и тоже залёг где-то. Насколько можно ему доверять? Салах принимал как данность то, что до конца не может доверять никому – большинство людей слабы, такими их создал Аллах. И всё же это Абдул – сколько лет они работают вместе. Он сейчас в Аль Джазире, через него можно получить информацию о том, что происходит в Мадине, может, даже «Диб-аль-сахра» из порта вывести. Дома у него давным-давно не было, но вот катера жаль. С другой стороны, там, на Фавиньяне, Абдул стучался настойчиво и не из защищённого чата, хотя потом стёр разговор. Если…

Всё ещё погруженный в свои мысли, Салах дёрнул на себя скрипучую дверь с замком, с котором справился бы и пятнадцатилетний воришка, и резко отшатнулся, автоматически потянувшись за ножом. Потом выдохнул, глядя в испуганные глаза застывшей на входе Таонги.

Они разделили комнатушки в этом доме: здесь жил он с Таонгой, напротив – Стефано, этажом ниже – Джайда с Замиль. Стефано настоял, что будет жить отдельно, хотя это значило, что ему придётся платить за свою конуру самостоятельно – договориться о ещё одной комнате с хозяином, толстым, меланхоличным бербером, Салах уже не мог. Но старый рыбак согласился, не моргнув и глазом – какие-то деньги у него были. Салах, даже не облекая этого в слова, нутром понимал, чего тот хочет. Почувствовать свою самостоятельность, хотя бы здесь, хотя бы относительно, ведь в пути они так часто помогали ему не то что управляться с катером, но даже передвигаться. И конечно, помощь, да ещё от них и от женщин, его очень уязвляла. Ну и пусть сидит себе сам. Но вот Таонга…