Таксидермист

– Эти пресловутые шноркели тоже меня беспокоят. Их основательно потрепало. Помните те бомбы над самой рубкой, а потом крен? Теперь они постоянно черпают воду. Штуцеры заедают. Если вода попадет мне в масло… – Он покачал головой. – Подшипники все время шумят, вал греется, еще эти уплотнители… Но это не главная проблема. Протечку мы устраним – откачаем трюмным насосом в выравнивающую цистерну, и за борт. Как-нибудь продержимся. Кислоту я уже велел нейтрализовать, откачаем вместе с остальным.

– А горючее?

– Это и есть главная проблема. Мы постоянно его теряем. Намного меньше, чем раньше, и я даже уже знаю где. Заделали все течи, как сумели, но бортовыми средствами… – Он снова с сомнением покачал головой. – Альтенберг возится со шноркелями, может, что-то получится. Дойти – дойдем. Меня беспокоит другое. Здешние места не из приятных.

– Знаю, – кивнул Рейнхардт. – И еще эта тишина в эфире…

– Предположим, на месте окажется, что этот мифический «Оксфольт» уже забрали конкуренты. Что тогда?

Рейнхардт пожал плечами:

– Пойдем до Трондхейма на веслах.

* * *

Пока было светло, Рейнхардт сидел за перископом, крутясь как на карусели. Влево, вправо, выше – ненадолго, чтобы взглянуть между волн, и снова вниз, к самой воде. Следовало ожидать эсминцев, сторожевиков и даже морских охотников. Несколько раз на горизонте показывалась мачта, торчавшая среди волн, будто далекий шест. Акустик то и дело поднимал голову, придерживая пальцем наушники.

– Шум винтов с юго-запада, далеко. Удаляется. Похоже, эсминец.

Остальная свободная от вахты команда сидела в кубрике. В носовом отсеке торпедисты без особого азарта играли в скат, похоже, хотели показать, что им всё нипочем.

Риттер особо не докучал. Сидя в своей конторке, заполнял бесконечную отчетность – о списании торпед, о потребности в запчастях, аварийные протоколы. «У меня полно работы. Справитесь сами? На войне важнее всего отчетность. Без нее нет порядка».

Стармех, в свою очередь, не выходил из машинного отделения, заботливо наблюдал за своими дизелями, то и дело проверял смазку и, морща лоб, поглядывал на датчики температуры и оборотов, смотрел на блестящие оси валов.

Подшипники вала стучали, но вращались. Каждые десять минут на мгновение включали трюмный насос, удаляя то, что просачивалось через всевозможные течи.

Как-то они шли.

К вечеру Рейнхардт спустился с центрального поста, велев продолжать прослушивание эфира и акустики, и присел в кают-компании выпить чаю. Отчасти он рассчитывал, что там окажется пусто. Подобное случалось редко, но на субмарине серии XXI так или иначе было свободнее, по крайней мере, по сравнению с тем, что творилось на предыдущих кораблях. Увы, в самом углу сидели корабельный врач, угрюмый австриец, который, по мнению Рейнхардта, был недолечившимся алкоголиком, и Риттер. Врач пытался читать потрепанный детектив, а капитан неподвижно смотрел в переборку, сплетя пальцы на столе. Так было всегда – он сидел и таращился перед собой. Никогда не читал, неохотно разговаривал, ел тоже отдельно. Рейнхардт за всю жизнь не встречал второго такого зануду. Риттер в любое время суток выглядел столь официально, что это казалось почти неправдоподобным. К тому же он относился ко всему с абсолютной серьезностью, даже к самым чудовищным пропагандистским бредням, которые офицеры зачитывали друг другу, покатываясь со смеху. К сожалению, было не понять, то ли он в самом деле такой дурак, то ли притворяется.

В свое время старпом пытался определить, сколько лет Старику. В подводном флоте офицер старше тридцати с давних пор считался древним старцем. Сам Рейнхардт, которому было тридцать пять – рукой подать до конрадовского «Сердца тьмы», – воспринимался как некий Мафусаил. Матросам бывало и по девятнадцать. Но Риттер выглядел самое меньшее на пятьдесят. Откуда он взялся? Откуда явился и куда держит путь? Неизвестно.

Если бы Старик служил на подводных лодках, Рейнхардт наверняка бы его знал. Он сам был одним из последних «асов волчьих стай», дослужившись от маата до старшего помощника.

– Господин старший помощник?

Вздрогнув, Рейнхардт неохотно оторвал взгляд от кружки с чаем. Поднять в данный момент глаза означало увидеть перед собой мертвую наставническую физиономию капитана, а если посмотреть еще выше, взгляд неизменно упирался в висевшую на переборке застекленную фотографию. На других кораблях в кают-компании висели портреты экзотических красоток, какие-нибудь альпийские виды, фрегаты под парусами или тропические острова. Здесь же тебе в тарелку таращился «Величайший Вождь Всех Времен» со своими кретинскими усиками и надвинутой на глаза слишком большой фуражке. Рядом грустным взглядом голодной обезьянки смотрел Дениц с торчащими в стороны ушами. Подобное зрелище решительно отбивало аппетит.

– Когда мы окажемся на позиции «Оксфольта»?

– На час раньше, если не будет проблем.

– Подготовьте список членов команды, которые могут сойти с корабля.

– Прошу прощения?!