Такой случай

Когда, вернувшись, я вошел на кухню, в нос ударил резкий холодящий запах спирта.

— Алеша, с Анастасией Ивановной несчастье, — услышал я испуганный голос Ани. — Она поскользнулась, сломала руку, ее без сознания увезли на «скорой помощи»!

Я медленно опустил свою тяжелую ношу — четыре громоздких тома — на пол. Анастасия Ивановна уже давно стала для меня своим человеком.

Поздно вечером мы с Аней отправились в Первую градскую больницу. В приемном покое хриплый заспанный голос сообщил нам, что больная в тяжелом состоянии и что у нее, кроме перелома руки, произошло кровоизлияние в мозг.

Через два дня мы узнали, что Анастасия Ивановна скончалась.

Хоронили ее на Ваганьковском кладбище хмурым дождливым днем. Кроме сестры и дальних родственников, на похоронах были и мы с Аней — общее горе вновь сблизило нас. Несколько дней спустя к нам явилась какая-то комиссия и объявила, что освободившаяся жилплощадь переходит в распоряжение райжилотдела. Я вынужден был просить Аню подыскать мне другой угол.

В один из ясных октябрьских вечеров Аня, придя из ателье, сказала, что ей удалось найти за небольшую плату часть комнаты.

— Это близко отсюда, у Бутырского рынка, — добавила она, — мы даже сейчас могли бы посмотреть.

В голосе ее слышалась печаль.

Я поднялся.

— Алеша, — вдруг тихо произнесла Аня.

Сердце мое екнуло. «Мы и так могли бы быть счастливы, очень счастливы», — вспомнились мне слова Наташи.

— Алеша, — повторила Аня, — может быть, тебе совсем и не надо уходить?

«Да, ты прав… мы, наверно, особые, совсем особые», — говорила Наташа, и я опять не соглашался с ней. Образ ее тускнел.

— Не надо? — настаивала Аня — яркая, настоящая и уже родная.

Я поднял голову. Я теперь знал, что люблю только Аню. И я не стал прятать слезы, скатившиеся по моей щеке.

…Мои занятия шли успешно. На исходе зимы, подготовив два кандидатских минимума, я решил пойти в Министерство юстиции попросить себе работу. Пора было дать отдохнуть Ане и отцу, по-прежнему посылавшему мне деньги. Я теперь чувствовал в себе достаточно силы, чтобы и работать и учиться дальше.

3

Выходя из здания Министерства юстиции с рекомендательным письмом в Московскую городскую коллегию адвокатов, я услышал бодрый мужской голос, окликнувший меня издали.

— Извините, не узнаю, — сказал я.

— Ну что же ты, друже, давай руку, — произнес, приближаясь, мужчина.

Это был Гудков, научный сотрудник института правовых наук, с которым я часто встречался в нашем юридическом институте.

— Здравствуйте, Иван Александрович, — ответил я, пожимая его руку.

Гудков сказал:

— Очень хорошо, что мы свиделись. Есть, Скворцов, приятные для тебя новости.

Мы вместе вышли на улицу.

— Ты, конечно, знаешь, сколько шума наделала та история?

— Какая история?

— Твоя, разумеется.

Я сказал, что ничего не знаю.

— Вот так штука! — весело воскликнул Гудков. — Где же ты был все это время?.. Сидел в своем углу и занимался? И ничего не слышал о том, что твой реферат оценили неправильно?.. Ну так вот, реферат ты представил хороший, — кстати, я сам читал его, — и в аспирантуру тебя не приняли не потому, что ты выдвинул ряд спорных положений, а потому, что… ну, грубо говоря, испугались твоего недостатка. Словом, открылась неприглядная картина: на твое место протолкнули человека хотя и без особых данных, но физически здорового и со связями. Недавно все это обнаружили, вопрос пришлось выносить на партийное собрание, тем более что в деле оказался замешанным один ответственный товарищ из отдела подготовки научных кадров министерства. Ты понял теперь, что было? — сказал Гудков, смеясь. Я не верил своим ушам.

— Значит, меня все-таки могут принять в аспирантуру? — спросил я, останавливаясь.

— Разумеется, когда сдашь экзамены, — сказал Гудков, увлекая меня за собой. — Только ты, друже, больше не ходи в МЮИ: Николай Николаевич все еще там, теперь, я думаю, вам будет не особенно приятно встречаться. Это тебе мой совет старшего товарища. Лучше подавай заявление в наш академический институт, я сейчас за секретаря парторганизации, так что, если понадобится, расскажу, где надо, всю эту историю… Вот так вот, брат.

Я поблагодарил Гудкова за совет и, дойдя вместе с ним до троллейбусной остановки, крепко пожал его широкую твердую руку.

Дома было холодно: за день настыло. Аня, только что вернувшаяся из ателье, бросила в печку несколько поленьев, пошуршала берестой и чиркнула спичку. Затрещал огонь. Приятно запахло свежим древесным дымком.

Не снимая пальто, я протянул зазябшие руки к печке, к теплому красноватому пятнышку огня, и сказал:

— Что же ты, жена, ничего не спрашиваешь?

— А что, Алеша, спрашивать? — ответила Аня. — Рекомендацию ты получил, по шагам узнала… Ведь когда у тебя удача, ты так топаешь, что за километр слышно.

Это была правда. Я не мог не улыбнуться. За полгода совместной жизни мы узнали многие привычки друг друга. Аня, например, любила, чтобы я сам первый рассказывал свои новости, мне же, наоборот, нравилось, чтобы меня немного попросили, причем самое интересное и приятное я всегда приберегал на конец.