— Попугай был когда-то привязан на цепочку и мог гулять только по кругу не дальше того места, до которого хватало цепочки. Потом он примирился со своим положением, привык к нему и теперь, когда с него цепочку сняли, все еще неправильно думает, что он не может отойти подальше, за пределы своего прежнего круга.
Помню, мне тогда захотелось взять эту глупую птицу и подбросить ее в воздух.
На следующий день в классе Анна Павловна предложила нам изобразить то, с чем мы познакомились в уголке Дурова. Мне вчера очень понравился слон Нона, поднимавший меня и Федю Суханова своим мягким сильным хоботом к себе на спину, и я хотел изобразить из себя слона, но меня опередил Мишка Стегай. Федя изъявил желание стать морским львом, который умел играть на дудке. Мне в конце концов досталась роль голенькой, дрожащей собачки какой-то японской породы. Это было не очень приятно, но лучше, чем изображать попугая. Правда, Анна Павловна сегодня о нем не упоминала.
Посещение уголка Дурова запомнилось мне надолго. Потом мы ходили и на другие экскурсии — в Ботанический сад, на выставку детских игрушек, — там мы подробно знакомились с предметами, о которых шла речь в классе, в рассказах и беседах Анны Павловны, но первый поход, в гости к дедушке Дурову, запечатлелся в моей памяти ярче всего.
Быстро прошло первое полугодие. Я привыкал к своему новому дому. За это время я еще больше сдружился с Федей Сухановым, крепче привязался к Анне Павловне и к воспитательнице Александре Осиповне. И только с Мишкой отношения мои по-прежнему не ладились. Меня отталкивала его бесцеремонность в обращении с незнакомыми людьми, а главное — то чувство, по-видимому, полнейшего безразличия к своему недостатку, которое мешало ему хорошо учиться и понимать своих товарищей.
Как-то под вечер во время подготовки домашних заданий, воспользовавшись, что воспитательница куда-то вышла, мы разговорились о том, у кого какое любимое занятие было дома. Я рассказал об игре в «колеса» и, конечно, не преминул упомянуть о гармошке. Мишка хлопнул меня по спине и спросил:
— Опять хвастаешь?
— Почему же я хвастаю?
— А потому что ничего ты не можешь, заяц ты.
Это меня разозлило. Подумав, я заявил Мишке, что лучше быть зайцем, чем попугаем, и что попугай — это он, Мишка. В ответ мне было предложено немедленно испробовать, кто из нас сильнее.
Мы схватились. У Мишки была широкая грудь и длинные цепкие руки. Ему сразу же удалось взять меня за пояс и, крепко тряхнув, рывком притянуть к себе. Я отчаянно сопротивлялся, приседал, но уже через минуту лежал на обеих лопатках, ощущая острый запах пота от разгоряченного тела Мишки, прижимавшего меня к полу.
— Ну что, будешь теперь спорить? — задыхаясь, спросил он.
Я от обиды чуть не разревелся, медленно поднялся и, обозвав Мишку еще раз попугаем, выбежал из класса.
Через некоторое время, немного успокоившись, я сказал Александре Осиповне, остановившей меня в коридоре, что мне надо больше есть.
— Почему, Алеша?
— Хочу сделаться сильнее Миши Стегая.
— Вы поссорились?
— Он меня поборол.
Александра Осиповна тихо рассмеялась, ласково, по-матерински привлекла меня к себе и сказала, что для того, чтобы стать сильным и ловким, надо заниматься физкультурой и что, если я хочу, она запишет меня в физкультурный кружок.
Теперь я все реже тосковал по родному дому и больше уже не упрекал в душе близких за то, что они меня сюда привезли. Жизнь с утра до самого сна была заполнена интересными делами. Мне нравилось составлять слова из букв, считать и особенно слушать рассказы Анны Павловны. Еще увлекательнее казались мне занятия, которые проводила с нами Александра Осиповна, обучавшая нас всему житейски необходимому: и как надо правильно умываться, чистить зубы, заправлять кровать; и в каком порядке складывать свою одежду, ложась спать; и как пользоваться во время еды ножом и вилкой; как ориентироваться в школьном здании и во дворе, как ходить по тротуару на улице и даже как вдевать в иголку нитку и завязывать бантиком шнурки на ботинках… Федя был всегда со мной; мы вместе готовили уроки, занимались физкультурой, вместе по вечерам мечтали о том, как вырастем большими и будем снова все хорошо видеть. Такие беседы с Федей окрыляли меня, и я рядом с ним никогда не чувствовал себя одиноким.
Накануне Нового года сразу после уроков ко мне подошла Александра Осиповна и сказала, что приехала мама. Я бросился по лестнице, по дороге чуть не сшиб кого-то с ног и, перепрыгнув через три нижние ступени, влетел прямо в теплые материнские руки. Мама смеялась, я, кажется, плакал, но мне было хорошо, потому что она, моя мама, снова была со мной. Мы быстро упаковали мои домашние вещи и, попрощавшись с воспитательницей, отправились на вокзал. В школе наступили каникулы, и я мог целые две недели опять быть с родными.
Когда мы подъезжали к Шоноше, сердце мое тревожно забилось. Признают ли меня мои прежние друзья, не отдалился ли я от них после четырехмесячного пребывания в школе для незрячих?
Прямо со станции, еще не заходя домой, я решил заглянуть на минуту к Женьке Кондрашову. Как он встретит меня?