Так громко, так тихо

Подтверждая его безотрадные слова, чихаю. Ударяюсь лбом о полотенцесушитель. Обогащаюсь зарядом бодрости.

– Ты – нелепость и неуклюжесть, – соскребая поклажу, замечает Василий. – Наш симбиоз отжил свой век. Уползу от тебя к адекватной девушке, которая не разговаривает с вещами и насекомыми.

Покинутая, не придавленная, не зацелованная, не вылюбленная, в хлопковых трусах и базовой футболке – человек-унисекс, – я машинально трачу время на гигиеническую процедуру и, шесть минут спустя, споласкиваюсь студеной водой.

Затем – бегу на маршрутку.

Затем – выхожу из маршрутки.

Спускаюсь в метро, втискиваюсь в капканы-человечьи-заторы и, безо всякого намека на интим, в рамках благопристойности и комичности – не дышу на фиолетовой ветке, дышу на оранжевой, изгибаюсь, нагибаюсь, вхожу в раж, оголтелым зайцем скачу по эскалатору, врываюсь в здание с бежево-белым фасадом и, забиваясь в кабинет, думаю: проклятая работа.

Как будто и не уходила домой.

Как будто документы, оставленные начальницей с вечера, лежат на моем столе уже двадцать восемь лет.

Испытывая дичайшее раздражение, кладу на них рюкзак.

Опускаюсь на стул. В куртке.

Неподвижно сижу. В куртке.

Все еще вижу аховое отражение в зеркале.

– Здравствуйте, коллега, – говорит начальница. – Вы сегодня необычайно рано. Не хотите раздеться?

– Хочу, – отвечаю я. – Но не перед вами.

Железная женщина смотрит на меня, как на больную.

– Вы в порядке?

– Да, – сглатываю комок в горле. – В порядке. В прописном порядке. Хочется оформить визу, купить билет до Испании или, скажем, до Германии – и найти какой-нибудь пустяковый повод, чтобы не возвращаться.

– И вы туда же?! – сердится капитан бумажного суденышка. – И вы помышляете отчалить от нашего берега?! Модно же нынче восхвалять другие страны!

– Модно. Конечно.

– Да кому вы там нужны?

– Да кому мы здесь нужны?

– Крысы первыми бегут с корабля…

– Вы считаете, что наш корабль тонет?

– Окстись, вольнодумец и провокатор!

С колодок медленно стекает уличная жижа, образуя на вымытом линолеуме неприглядную лужицу.

Раздеваюсь. Перед нею. Завариваю чай в коричневой кружке, которую давно пора выскоблить губкой.

– Коллега, попрошу вас не пить чай на рабочем месте.

Молчу. Не отвечаю.

Пью чай из коричневой кружки на рабочем месте.

Не отвечаю. Молчу.

И, кажется, скоро меня уволят.

Ну да и хрен с ними.

Хрен бы с ними, если бы не медицинские услуги, оплаченные минувшей зимою в рассрочку.

* * *

Что до перерывов – перерывов нет.

Дела. Дела. Дела.

Excel – как изощренный вид пыток.

Раскалывает, крошит, отпиливает мою бетонную голову, мою бетонную голову, для коей таблетки и пилюли подобны лакомству, ради коей уколы ставлю, печенью да почками жертвую.

О благословенный кеторол!

О живительный нектар!

О райское снадобье!

Плодородное. Тонизирующее. Вордостимулирующее.

Бланки, шаблоны и копии прорастают после тебя, как грибы после обильных летних осадков. Только успевай собирать да в стопочки по линеечке раскладывать. Только успевай монотонно накручивать себя размышлениями о том, что жизнь попугайчиков, ежиков и котиков проходит в путешествиях, в Италиях и в Португалиях чудесных, под лимонным солнцем и апельсиновыми деревьями. О том, что мне-то, мне-то, трудоустроенной, не по карману даже наши родные просторы, наши моря и горы великие. О том, что мне-то, мне-то, извечно экономящей, гулять в злачных гетто-курортах, средь старых домишек, отправленных на реновацию; расхаживать по мусорным дюнам да бескрайним холмам славной области; купаться под потоками черного от шлаков дождя; устанавливать рекорды по баттерфляю и брассу в затопленных слезами котлованах; изредка загорать под озоновыми дырами, сгорая и шелуху сбрасывая.

В общем, развлекаться неистово.

Но в основном, конечно, работать.

И дни тянуть. И перерывами не баловаться. И бланками, и шаблонами, и копиями, и скрижалями прорастать.

Делами. Делами. Делами.

* * *

Что до развлечений – то они случаются.

Предположим, когда гром гремит. Когда напольное покрытие трясется. Когда новость о невиданном и неслыханном доселе предательстве по кабинетам со скоростью света распространяется; ставит под сомнение компетентность руководителей – ибо в сердце учреждения, в его сосудах (как бляшка окаянная!) притаился опасный элемент, принявший участие в субботнем митинге, о котором говорят все и повсюду.

Но не эти.

И не тут.

Потому что вокруг – проблем нет.

Так начальство начальства сказало.

Потому что митинги устраивает какая-то горстка маргиналов.

Это тоже оно сказало.

Потому что орган подведомственный, собственного голоса не имеющий, запрещает своим клеркам осквернять священные стены личными мнениями, позорить выходками на неспокойных площадках неспокойного города. Нарушившим запрет, опустившимся до вероломства, укусившим кормящую руку – полный увольнец.

Да будет так.

Задача в короткие сроки выполнена.

Формулировка зафиксирована.

Формулировка прекрасна в своей лаконичности – по собственному желанию, – на самом деле подразумевающая следующее: прошу уволить по собственному желанию, поскольку…