Так громко, так тихо

Через час ли, через год ли – осмеливаюсь разлепить левый глаз: мир уже не кажется таким выпуклым, таким настоящим.

Поднимаясь по лестнице, ведущей в кабинет, ширяюсь колой.

Начальница, увидев красную жестяную банку, уверяет, что кола – сущее зло. Лучше бы водичку минеральную купила. Или компот ягодный из дому взяла. Или отвар шиповника. И нечего нос воротить. И нечего над гастритом, эрозиями и язвами потешаться. Всему-то меня, бестолковую, учить нужно.

Не сумев сдержать отрыжку, заявляю, что зло выглядит совсем иначе.

Ну совсем иначе.

…почитай руководителя твоего и начальницу твою, чтобы продлились дни твои в учреждении…

* * *

Форменное же зло – весом в тонну. Возрастом – в век. Стоимостью – в труху.

Какой шкаф ни отопри – бумажный гнет так и валится на случайную макушку: папки, отчего-то не обработанные архивариусом, листки с первобытной статистикой и анализом, коробки, доверху забитые разваливающимися бланками строгой отчетности периода шестидесятых-семидесятых, пакеты с древними партийными анкетами, спрятанными подальше, с глаз долой, и благополучно позабытыми, выстреливающими в самый неподходящий момент.

Например – сегодня.

– Вот шесть ящиков архивных материалов, – вздыхает и стенает над штабелями начальница. – Надобно их куда-то пристроить на время. Куда?

Делаю сочные потягушки. Приковываю грозный акулий взгляд: фи, как вульгарно, фи, как естественно, ну и манеры у вас, девушка.

– Какие идеи? – не успокаивается командир макулатурных войск.

– Сжечь, – предлагаю я, похрустывая костяшками, как сушками. – Развести большой костер во славу руководства. Девочку из отдела повалить на алтарь и принести в жертву.

– А? – отрывает нос от графика отпусков девочка из отдела. – Что?

– Нельзя их сжигать, – возражает начальница. – Это история. Это фонд. Согласно номенклатуре дел эти документы должны храниться…

– Я шучу.

– Нельзя так шутить. Согласно номенклатуре дел…

Убавляю звук. Переключаюсь на сплошной ненавязчивый двухчасовой пробел. Моргаю раз в полторы минуты. Время от времени смотрю в пустоту – то есть в себя. Даю разгуляться сквозняку.

– …воруют и воруют! – с запозданием долетает негодование верховного блюстителя делопроизводственных мероприятий. – И все втихушку! И все безнаказанно!

– Воровство в нашей стране в почете, – каждой бочке затычка, подаю я голос. – Не своровал – считай, лох и дурак.

– Да я про ручки! Про ручки же! Десять штук уже утащили! Не меньше! Я материально ответственная! С меня потом спросят! Вынуждают, видит бог, вынуждают меня идти с этим вопросом к руководителю учреждения! На совещании озвучивать позорную тему! Искать виновных!

– Ясно. Понятно.

– Ну что вам ясно, коллега? – качает головой начальница. – Что понятно? Ведь это не вы материально ответственная!

Мне не стоит говорить дальше, но я говорю, не в силах преодолеть жуткое желание вызвать негодование:

– Ясненько, что воровство канцелярки – гаже, чем воровство денег из большого сундука. Мол, ну своровали миллион-другой длиннорукие ублюдки… Ну что ж теперь… Ничего не поделаешь… Не попишешь… А вот шариковую ручку – ручку-то! казенную! – со стола чужого тащить… Это кем быть нужно? Ни совести, ни стыда не иметь… Преступление… Подлость… Свинство…

– Коллега!

– Коллега?

– Откуда вы берете все это?! Подглядываете у кого-то? Или самостоятельно сочиняете?!

– Угу. Чистая импровизация.

– Прекращайте! А вдруг прослушка в кабинете?! А вдруг руководитель учреждения подумает, что вы на него накликаете?! Вдруг подумает?! Нас же всем отделом уволят! Из-за вас! Свято место пусто не бывает! Хлоп – и соломку не успеете подстелить! Запомните хорошенько мои слова! Запомните!

– Угу. Запомнила.

– Тьфу! Ничегошеньки вы не запомнили! Единственное средство против вашей говорливости – это мыло дегтярное!

– Рот от пакости отмывать?

– Верно! И вообще! Хватит болтать! Работаем! Не отвлекаемся! Немедля утилизируем документы по стимулирующим выплатам!

– Вручную?

– Вручную! Коль шредера нет! Можете и рога свои дьявольские задействовать! Ишь торчат!

– Угу. И зудят.

– Кто бы сомневался! Тьфу на вас – да через левое плечо!

* * *

Ровно в семнадцать тридцать выключаю компьютер. Достаю из рюкзака влажные салфетки. Вытираю руки.

Гнусные архивные коробки.

В огонь бы их. И всю организацию.

Пожар бы на них. И мои шаманские пляски.

Эу-у!

Славно же горит!

Эу-у-у-у!

Удары в бубен! Игры разноцветной бахромы! Общение с духом, который избавит нас всех от работы! Хотя бы ненадолго, хотя бы до тех пор, пока учреждение не утвердит переезд, пока оно не поднакопит силушку для нового побоища за регалии, высокие должности и материальные блага!

Поскольку побоища – это не ерунда какая-нибудь.

Это война.

Настоящая. Безжалостная. В условиях массовых сокращений.

По схеме от А до Я протекающая.

С оружием старинным, веками проверенным: огнестрельными сплетнями, метательными жалобами, безупречными подставами.

Классика, одним словом.

Не подведет.

Куда там шаманам с их сельпо-обрядами?