Так было. Бертильон 166

Титико Льянос, прервав свою речь, крикнул: «Товарищи, не двигайтесь с места, это провокация!» Спортсмен помог противнику подняться, а тот все шарил по земле руками — искал разбитые очки. Спортсмен нашел их. Двое подняли избитого студента на руки и потащили вглубь, к входу в библиотеку.

Даскаль посмотрел на Маркоса.

— Какое свинство! Зачем было его бить!

Маркос кивнул. И Даскаль ушел с митинга, а с ним и Маркос. Они пошли в кабачок Теодоро.

— Так ты все-таки с комитетом или нет? — спросил Маркос.

— Да, я подписываю все, что мне предлагают подписать, и помогаю всем, чем могу, но вот такого ненужного насилия не выношу.

Они заказали кока-колу.

— Такова уж политика. Может, ты и прав, но этого надо было заставить замолчать.

— А по какому праву ты это говоришь? — сказал Даскаль.

Маркос Мальгор не ответил, и Даскаль понял, что сказал лишнее.

— Прости, но меня такие крайности выводят из себя.

Маркос подумал, что представляется хорошая возможность рассеять неприязнь, которую выказал ему Даскаль.

— Я хочу объяснить тебе, Луис, почему я так говорю. Очень многие в университете меня не понимают, а некоторые раньше были моими друзьями, а теперь даже не здороваются.

— Как тебе сказать… Ты ведь был лидером на факультете права и отошел от борьбы в решительный момент. Каждый сам выбирает свой путь. Но кое-кого это оттолкнуло — не всякий способен такое проглотить.

— Конечно, если об этом рассказать вот так, в двух словах, то я предстаю в дурном свете. У нас, на Кубе, все с готовностью судят, и нет людям большего удовольствия, чем лягнуть того, кто споткнулся.

— Не хочешь же ты сказать, что просто споткнулся.

— Видишь ли, Луис, обычно мы живем не задумываясь: валяем дурака, ходим в университет, обзаводимся невестой, гуляем с ней в парке «Лидисе», собираемся на площади Каденас, а время идет. Сдаем кое-как экзамены, потому что университет надо кончать, но зачем — не знаем. И вот в один прекрасный день вдруг останавливаешься и задумываешься — для чего? Чем же все-таки занимаются люди в университете? И что ждет тебя впереди, когда ты выйдешь отсюда?

Маркос махнул рукой в сторону серой стены.

— В университете, — продолжал он, — студентов больше, чем требуется. Известно же, что многие адвокаты идут в чиновники, а врачи — в коммивояжеры от аптеки. И только дети знаменитых в своей области специалистов имеют шансы хорошо устроиться.

Маркос поздоровался с Сильвией Лехарса, которая вошла в этот момент со своими подругами, и, когда те уселись, подошел к ним. Должно быть, он сказал им что-то приятное, потому что девушки засмеялись, тогда Маркос вернулся за столик к Даскалю.

— Это дочка старого Эустакио Лехарсы. Денег у них куры не клюют. Так вот, я продолжаю: но есть среди нас и такие, что тянутся к политике, они протестуют, кричат, устраивают демонстрации и по каждому поводу ссылаются на университет — точь-в-точь как негритянские жрецы из Реглы на Качиту[40]. После того как тебя признают университетским лидером, перед тобой открываются два пути. Слабым довольно и того, что их вызовут в министерство и предложат на выбор два или три места. И считай, им заткнули рот: они больше не кричат, они замолкают. Другие, попородистее, из тех, что метят выше, ждут своего часа и продаются дороже. Окончив курс, они пристраиваются в тени какого-нибудь жирного кита и начинают лезть вверх, а если повезет, то через четыре-пять лет могут выйти и в депутаты.

— Не все же такие, — сказал Луис, — некоторые ведь искренне…

— Я таких не знаю.

— А я знаю.