Тайный заговор Каина

— Свиньи, — произнес я, — грязные свиньи.

— Не нам обсуждать, кто они, — сказал Мински. — Ты ведь не собираешься жениться на них. От тебя ожидают, что ты выйдешь из этого дела. И ты должен! Если бы я мог, то убил бы тебя, чтобы ты держался от всего этого подальше!

— Не кричи на меня! Я не выйду из игры! Я не могу! В любом случае это делать уже поздно…

— Почему поздно?

— Лилиан в опасности. Я не могу покинуть ее сейчас!

— Нет, только она способна на это, дрянная сука!

— Заткнись, Борис!

— А теперь кто кричит?

Я действительно орал. Я взял себя в руки.

— Мне жаль, что я впутал нас в это дело.

— Ему жаль, ха! — резко ответил Мински.

— А Ванесса знает?

— Никто не знает. Только ты и я. И те… те, кто звонил мне. Ты выйдешь из этого, не так ли? Ричи? Пожалуйста.

— Нет.

Его лицо побагровело.

— Ты не хочешь? Или не можешь?

— Я не могу.

— Понимаю, герой! Глупый герой! Должен гоняться за убийцей-нацистом, любовником своей бывшей…

— Заткнись, или я…

— Ну, продолжай! Ударь меня, ты, идиот!

Я сел, стараясь сдержаться. Орать друг на друга бессмысленно. Наконец я спросил:

— Итак, ты не сделал заявление в полицию, не потребовал найти и наказать виновников поджога, объясняя это шалостью подростков. — Мински согласно кивнул. — И даже не упомянул о Лилиан. Ты ведь не сделал этого?

— Нет! Даже если б я был вмешан в эту грязь, что вышло у тебя с Лилиан, я бы все замял, сделал бы вид, что ничего не слышал и не видел. Единственно разумное решение!

— Разумное? Да этот Делакорте — один из крупнейших военных преступников!

— Ну и что? Это что-то из ряда вон выходящее? Наконец, он что, единственный военный преступник? Ты упрямый осел! Тысячи таких, как он, все еще на свободе!

— Из-за этого человека едва не погибла Лилиан, — порывисто ответил я. — Он закоренелый преступник и вполне может быть приговорен к высшей мере!

— Высшая мера! Ха! — Мински встал в полный рост. Он раскачивался на носках, с побагровевшим лицом и весь мокрый от пота. Мински был разъярен. — Сколько лет дают таким убийцам, как Делакорте? Семь? Девять? А однажды кого-то приговорили к пятнадцати. Он, конечно, подал апелляцию, и через два года приговор был пересмотрен. Семь лет. А бедняга тем временем приобрел то ли диабет, то ли миокардит, и его отпустили домой. Вот как это происходит. И даже Парадин не в силах ничего изменить! — Он глубоко вздохнул. — И никто уже не хочет что-либо менять! Никто! Ни суд, ни юристы, — лишь некоторые ненормальные! Взгляни на Австрию! Дважды против таких, как Делакорте, возбуждалось дело, и дважды суд вынес оправдательный приговор! Дважды! И это не единичный случай. Люди сыты этим по горло! И хватит этого! Закончим. Так нет же, ты, как настоящий идиот, должен…

— Борис! Я повторяю: Делакорте виновен в смерти сотен тысяч людей…

— Ну и?.. Предположим, Парадин поймает его: разве это возвратит жизни этим сотням тысяч?

— О чем ты спрашиваешь? И тебе не стыдно?

— Почему я должен стыдиться того, что вполне разумно? Оживет ли хоть один из этих сотен тысяч? — Он воздел руки. — Это из-за множества погибших, из-за их огромного числа так сложно вынести приговор. Ты можешь представить себе сто тысяч убитых людей? Я нет. Одного человека — да. Например, маленького ребенка, чью мать приговорили пару недель назад к пятнадцати годам. Это вызвало оживление; приговор вызвал всеобщее одобрение. Почему? Потому что люди могли представить — ведьма-мать, убивающая собственное дитя. Но сто тысяч? Это превышает возможности воображения! Да никто и не хочет представить себе это; это… это отталкивающе…

Я ответил:

— Прости меня, Борис. Я не еврей и смотрю на все с другой точки зрения. Но я сделал то, что должен был сделать.

Он гневно возразил:

— То, что я еврей, ничего не меняет!

— Напротив.

— Нет, Ванесса разделяет мое мнение!

— Из-за Лилиан!

— Нет. Из-за того, что боится за тебя. Как и я волнуюсь за тебя, за всех нас!

— Вот оно что: это всего лишь страх!

— А ты не боишься, Ричи? — тихо спросил Борис.

— Я? — переспросил я его. — Я боюсь больше, чем мы вдвоем, вместе взятые.

— И несмотря на это…

— Да, — сказал я. — Несмотря на это. А что Ванесса? Она поверила твоему рассказу о бомбе?

— Не знаю. Кажется. Она очень переживает. Естественно, за тебя и Лилиан. Она буквально не находит себе места, у нее на неделю раньше начались месячные… — Он вытер свой мокрый лоб. — Инстинкт! Сразу после звонка Парадина. У бедной девочки больше ума между ног, чем у тебя в голове!

На какое-то время разговор о делах приостановил наш спор.

— Теперь она не сможет выступать. А ты…

— Сообщил Корабелль? Да. Но ее юная анаконда заболела.

— Черт! Что же нам делать?

— Ага, теперь и ты начинаешь волноваться? Но это же мелочи, недостойные тебя, — с иронией сказал Борис. Затем, более спокойно, продолжил: — Она возьмет анаконду коллеги. Сейчас она тренируется, ведь они еще не знакомы друг с другом. Спасибо, Ричи, большое спасибо.

— Не будь идиотом! — закричал я. — Из-за этой паршивой змеи ты не можешь…