Она несколько раз чихнула. Я предложил ей свой платок, и она с шумом высморкалась.
— А все потому, Ричи, — продолжала она, — что ты намного проворнее этого Паноса. Как ты сказал только что?
— Сущая чепуха!
Бедная Ванесса. Мы всегда усердно избегали говорить о Паносе и о себе. И вот эта проклятая книга стала источником нашей ссоры.
— Со мной все в порядке, — хрипло прошептала Ванесса и мягко положила руку мне на плечо. — Будь спокоен, я знаю, что ты прав. Я действительно давно не ребенок. Иногда мне кажется, что я никогда и не была им. Я все вижу, все прекрасно понимаю. Мир именно таков, как ты говоришь. Почему бы тебе не написать и об этом? У тебя должно неплохо получиться. Почему бы тебе не написать еще один роман?
Пытаясь помочь мне, утешить меня и в то же время сама нуждаясь в утешении и помощи, Ванесса затронула тему, приведшую меня в ярость.
— Прекратишь ты наконец это надувательство?!
— Надувательство?
— «Покойся в мире, Иордан» — ты, конечно же, совершенно случайно положила эту книгу на стол? А я совершенно случайно снова и снова нахожу эту книгу здесь?!
Я так сильно стиснул свои кулаки, что ногти глубоко вонзились в ладонь. Мне стало дурно.
— Ты знаешь, почему я не пишу и почему я никогда уже не напишу снова!
— Я только знаю, что ты хочешь убедить себя в этом. Но это не так, Ричи!
— Так! — закричал я и ударил по книге. — Я больше не могу писать!
— Ты ошибаешься, — сказала она и, бережно взяв книгу, прижала ее к груди.
— В этом удивительном мире есть только одна истина: я больше не могу писать!
Дверь с шумом распахнулась. Обернувшись, мы увидели Мински. Он стоял у порога, ужасно бледный, взволнованный, едва переводя дыхание.
— Что стряслось? — спросил я сердито.
— Сейчас же идем в контору. Тебя требуют к телефону. Что-то случилось.
— Где?
— Не знаю… — Он потащил меня к двери. Я машинально следовал за Мински, совершенно не понимая, о чем тот говорит и куда меня тащит. В висках у меня стучало, лицо пылало от прилившей крови, но руки и ноги были холодны как лед. Я с трудом тащился за Борисом, тщетно пытаясь, сделав глубокий вдох, восстановить дыхание.
— Кому понадобился Ричи сейчас, в это время? — спросила Ванесса хриплым, простуженным голосом.
— Своей Лилиан Ломбард! — тревожно ответил Мински.
Я стоял словно истукан, не в силах произнести ни слова. Тут я услышал, как Ванесса прошипела:
— Как, его Лилиан?
— Но это совсем не моя Лилиан! — заорал я, совершенно теряя контроль над собой.
— О да! — мрачно улыбнулся Мински. — Если он так кричит, значит, это именно его Лилиан.
— К черту! — снова заорал я, толкнув его в грудь. — Это не моя Лилиан! Для меня она больше не существует! Пойди и скажи ей, что меня совершенно не интересует, что с ней случилось на этот раз! Я не хочу знать! С ней всегда что-то случается. Что же на этот раз?
— Она покончила с собой, — ответил Мински.
Я остолбенел. Ванесса снова чихнула.
— Изволь закрыть дверь, — заорал я. — Ванесса и так простужена. Так ты говоришь, покончила с собой? — Я заметался по комнате, все еще толком не соображая, о чем говорит Мински и что мне следует предпринять.
Мински подошел к двери и резко захлопнул ее.
— Не кричи на меня! — не повышая голоса, сказал Борис.
— Лилиан уже однажды пыталась! — закричал я.
— Дважды! — крикнула Ванесса.
Да, действительно она уже дважды покушалась на свою жизнь. Ванесса хорошо знала и Лилиан, и меня, а я хорошо знал Ванессу.
— Ну, пусть дважды, — неожиданно спокойно сказал Мински. — Но, кажется, в третий раз получилось.
— Именно поэтому она и звонит?
Я почувствовал неприятную дрожь в руках, как будто сотни тонких иголочек одновременно вонзились мне в пальцы. Я попытался сжать кулаки, но руки совершенно не слушались меня.
— Она не может говорить, — сказал Мински. — Только бормочет. Она что-то проглотила… Яд… Я едва мог разобрать. Она чувствует, что умирает, и поэтому она позвонила.
— Почему же именно мне?
— Мне кажется, что, несмотря на все, ты единственный человек, который…
— Заткнись! — раскрытым ртом я хватал воздух, как выброшенная на берег рыба. В следующую минуту меня охватила ярость. На какой-то миг я вспомнил нашу прошлую совместную жизнь с Лилиан. Черт тебя побери, Лилиан. Умри, тогда я буду спокоен!
Когда у меня мелькнула эта мысль, я понял, что Мински, как всегда, прав. Животный страх за жизнь Лилиан охватил меня. Я побежал к двери, распахнул ее и стремглав бросился по коридору к телефону и к своей гибели.
— Нет, нет, не ходи, Ричи! Борис, останови же его! — визжала вдогонку мне Ванесса. — Ричи! Ну, пожалуйста, Ричи, вернись. Эта женщина всегда приносила тебе только несчастье!
Я слышал вопли Ванессы, доносившиеся с другого конца коридора, понимая, что она права. Лучше бы мне сейчас остановиться, вдохнуть наконец полной грудью пронизывающий сквозняк коридора, медленно вернуться в комнату Ванессы и, послав ко всем чертям Мински с его телефонными звонками, а вместе с ним и Лилиан, спокойно сесть в кресло и просидеть в нем до утра. Но я, конечно, не остановился. Я, не оглядываясь, бежал по коридору. Я слышал быстрые шаги за спиной и сердитый голос Мински.