Тайный заговор Каина

— Я доставлю тебе массу удовольствий! Я буду любящим тебя мужчиной, твоим любящим джентльменом, готовым выполнять все твои желания. Смотри, я встаю перед тобой на колени! — простонала Петра в припадке дикой страсти.

— Не надо, встаньте, пожалуйста, — словно испуганный ребенок пролепетала Ванесса.

— Позволь мне… — Петра всем телом прижалась к обезумевшей Ванессе.

— Не надо… Нет!

— Только один раз, — умоляла Петра.

— Нет! — Ванесса так громко вскрикнула, что я даже вздрогнул и отпрянул от двери. — Оставьте меня в покое! Поднимитесь с колен и не трогайте меня! Уберите руки! Если вы не уберете руки, я так закричу, что все сюда сбегутся!

Ванесса была в ужасе, глаза ее наполнились слезами, руки дрожали, колени подкашивались, бедная девушка едва держалась на ногах.

Я снова вспомнил Рамбуйе. То, что там пережила Ванесса, было похоже на кошмарный сон.

— Милая, дорогая, — сквозь слезы причитала Петра Шальке, — мы поедем, куда ты захочешь, мы объедем весь мир, мы совершим путешествие по морю.

— Убирайтесь!

— Боже, как ты можешь быть такой жестокой! — Петра умоляла, укоряла Ванессу, однако я не слышал ни единого слова угрозы.

Я слышал, как Петра рыдала, а Ванесса всхлипывала.

— Хорошо, я уйду… Но неужели у меня нет никакой надежды?..

— Нет, нет, нет!

Едва я успел спрятаться в темном углу, как дверь распахнулась, и оттуда выскочила обезумевшая лесбиянка.

Дверь захлопнулась перед самым ее носом, и она, спотыкаясь, словно слепая пошла по коридору в направлении зеркального зала.

Я смотрел на нее со странным, непонятным предчувствием того, что эта женщина сыграет важную роль в моей жизни. Я счел эти предчувствия абсурдными, а спустя две недели они оправдались.

Когда я вошел, Ванесса с размазанным по лицу гримом сидела в голубом купальном халате у туалетного столика. Сегодня ночью вместо нее будет выступать другая артистка, а Ванессе придется провести ночь в гримерной. Гримерная Ванессы была самая большая и самая уютная. Матовые стекла окон, закрытые снаружи решеткой, выходили во двор. У стены стояла кровать, покрытая ковровым покрывалом. Ванесса иногда ночевала в гримерной. Рядом покачивалось кресло-качалка, на котором уютно свернувшись клубком, дремала ее любимая кошка — игрунья и баловница Лолита. Пушистого зверька подарил Ванессе Мински. Он же дал котенку имя. Все-таки Борис Мински был начитанным, с университетским образованием человеком. Ванесса украшала стены своей уборной всякой ерундой, какая только могла взбрести ей в голову. В основном афишами и иллюстрациями из книг и журналов. Над кроватью висела страничка из блокнота, на которой было написано несколько слов на греческом языке.

— Хэлло, Ричи, — приветствовала меня Ванесса.

Я дал ей немного времени, и она быстро пришла в себя. Вытерла размазанный по лицу грим, наскоро причесалась и запахнула свой голубой халат. Затем она повернулась ко мне, и жалкая улыбка осветила измученное лицо девушки. Теперь она говорила нормальным голосом, а лицо ее уже не было столь затравленным, как прежде.

— Очень рада тебя видеть, — продолжала Ванесса.

Я поцеловал ее в лоб, поздравил с успехом на сцене и сказал, что публика, как всегда, была от нее в восторге. Эти слова я говорил ей, вероятно, уже сотни раз, и каждый раз она слушала меня с широко распахнутыми, как у куклы, глазами. Она, как всегда, поспешно спрашивала:

— Неужели, Ричи, неужели?

Меня стали называть Ричи с тех пор, как я начал работать у американцев в 1946 году. Они и дали мне это имя, которое прочно пристало ко мне.

— Ты с Борисом тоже наблюдал за мной?

— Да, — соврал я. — Борис интересуется, видела ли ты кого-нибудь из гостей, прибывших из Гамбурга?

Ее лицо помрачнело.

— Нет, а ты?

— И я не видел, — поспешно ответил я.

— А разве у тебя есть знакомые в Гамбурге? Уже две недели я не вижу никого из знакомых, — тихо сказала Ванесса.

— А в ноябре? Пятеро человек присутствовали на двух вечерних представлениях. И все они знакомы с твоей семьей! Один день, Ванесса, только один день, и ты окончательно все выяснишь!

— Да, — сказала она с искаженным от злобы лицом. — Мне достаточно одного дня, чтобы найти его. — Она громко и едко рассмеялась. — Я уже прошла огонь и воду, не так ли?

— Еще бы! Насколько нам известно, твой отец, кажется, недоволен тем, что ты делаешь?

— Это конченый человек, Ричи, — сказала Ванесса, снова улыбаясь. — Я достигну своей цели!

«Я надеюсь, она еще долго не сможет достичь своей цели», — вспомнил я слова Мински, однако утвердительно кивнул головой.

— Несомненно, Ванесса, ты своего добьешься, — заверил я ее.

— А эта Шальке опять была здесь, — прошептала она.

— Я знаю, — сказал я назидательным тоном. — Я стоял за дверью. Почему бы тебе не быть с нею чуть поласковее? Она ведь неслыханно богата.

— Я делаю все, что ты говоришь, — сказала Ванесса, вмиг помрачнев, — но это уже слишком! Эта Петра просто чудовище! Она так вогнала меня в краску, как никто и никогда прежде.

«Рамбуйе, — опять подумал я. — Тогда в Рамбуйе она пережила шок. В результате — ненависть к женщинам, ненависть к своему отцу».