Дверь в конторку распахнулась, и из коридора в комнату в голубом халате и в домашних туфлях на высоком каблуке, чихая, ворвалась Ванесса. За ней следовал Мински.
— Она удрала от меня! — оправдывался на ходу Борис.
Ванесса бросилась ко мне, пытаясь вырвать у меня телефонную трубку:
— Я не хочу, чтобы эта женщина снова сделала Ричи несчастным!
— Борис! — взревел я.
Мински бросился к Ванессе, пытаясь оттащить ее от меня. Ванесса царапалась, брыкалась, чихала, кричала, чтобы я положил трубку, и на чем свет проклинала Лилиан.
Во второй трубке я услышал голос оператора.
— Алло, вы у телефона?
— Да.
— Положи трубку! — визжала Ванесса, порываясь ко мне.
— Что-нибудь случилось? — спросила оператор телефонной связи.
— Нет, ничего… Говорите!
— По вашему номеру 43-12-61 звонят из Трювеля.
— Назовите адрес!
Я лихорадочно стал искать глазами бумагу и ручку.
— О, Ричи, Ричи! Я… — Ванесса вдруг пошатнулась, и не успел Мински подхватить ее, как она упала на потертый, старый коврик, у нее началась рвота. Ванесса жадно хватала ртом воздух, чихала, опять открывала рот, судорожно захлебываясь.
— Нервное расстройство, — спокойно констатировал Мински.
Он поддерживал Ванессу, приподняв ей голову. Затем помог Ванессе сесть, продолжая поддерживать ей голову.
— Она ужасно расстроена. Ты только посмотри — зеленая, чистая желчь, потому что она любит тебя, — говорил Борис, отхаживая Ванессу. Та выглядела ужасно. Зеленовато-желтое лицо было искажено гримасой не то боли, не то злобы. Время от времени Ванесса закрывала глаза и лежала неподвижно, только из груди ее вырывалось тяжелое дыхание. К счастью, Мински, отхаживавший ее, действовал как профессиональный медик.
— Алло… Алло… Что там у вас происходит?! — звучал в телефонной трубке голос оператора.
— Все в порядке, оператор. Дайте мне адрес, пожалуйста.
— Мне кажется, лучше вызвать полицию, — нерешительно произнес голос в трубке.
— В этом нет необходимости. Здесь кое-кому стало плохо. Меня зовут Рихард Марк. Я звоню из ночного стриптиз-клуба.
— О! — сказала оператор. — Я себе представляю!
Это сообщение, казалось, развеяло все ее сомнения. Оператор захихикала.
«Вероятно, мы имеем шумную репутацию во Франкфурте», — подумал я в смущении.
— Адрес, пожалуйста…
— Трювель.
Я записал.
— Где он находится?
— В Люнебургской пустоши.
Я записал и это.
— Я дам вам код местности, — сказала оператор, продолжая хихикать. Теперь ее голос звучал бодро, нагло и самоуверенно. — Могу представить, что у вас там за клуб! Конечно, такая девушка, как я, никогда не пойдет…
— Код местности, мисс, пожалуйста!
Оператор сообщила мне код, пренебрежительно добавив:
— Особу зовут Лилиан Ломбард… Трювель, Вальдпроменад, 24.
— Благодарю вас, мисс.
— Всего хорошего.
— Подождите!
— Я вас слушаю?
— В Трювеле есть больница?
— Зачем вам это? А, понимаю… Трювель — административный центр округа…
В другой трубке стоны становились все мучительнее и все реже. Я посмотрел на Ванессу. Она сидела на коврике с жалким, растерянным видом. Мински заботливо поддерживал ее. Лицо Ванессы посерело, а губы посинели.
— Ты тупой болван… Идиот… — сказала мне Ванесса.
— Тихо… Тихо… — успокаивал ее Мински.
— Отъявленный идиот, который способен говорить только глупости, который обманывает и себя, и других. Глупец, который не знает, чего он хочет и что сделает в следующую минуту! Упрямый осел, который стоит на своем, никого не желает слушать, и… которому уже ничто не поможет, — последние слова Ванесса прохрипела с большим трудом и без сил повалилась на руки Мински, запачкав его фрак блевотой.
— Великолепно, — мрачно сказал он. — Просто чудесно… Простуда… Все эти инъекции… А теперь еще и это! Ты понимаешь, что это значит для нас в финансовом отношении?.. Она же не сможет завтра выступать! А может быть, и не только завтра! Вот что меня беспокоит. Я знал, к чему приведет звонок этой Лилиан!
Мински осторожно приподнял Ванессу. Ему это стоило немалых усилий, ибо она была значительно выше его ростом. Он понес ее к потертому, кожаному дивану и положил ее там. Затем укрыл и подложил под голову подушку. Ванесса, совсем ослабев, тихо что-то шептала.
— Так, — мягко сказал Мински. — Так, моя крошка, успокойся, постарайся глубоко вдохнуть и задержать дыхание, потом медленно выдохни. Прикрой глаза, если кружится голова. Лежи спокойно, расслабься и, пожалуйста, помолчи, сделай так ради меня…
— Убери эту подушку, — попросил его я.
— Что ты сказал?
— Убери подушку. Вдруг снова начнется рвота. И положи ее на бок, чтобы она не захлебнулась.
Мински грустно посмотрел на меня и сделал то, что я просил. Ванесса что-то бессвязно бормотала.
Сколько времени надо этим тупицам из справочной службы, чтобы узнать адрес трювельской больницы? Из первой трубки доносились слабые стоны, но я уже не знал, кому сейчас хуже: Лилиан или Ванессе.
— Оператор! — закричал я.
Ответа не последовало.
Мински стоял на коленях около Ванессы, гладил ее по голове и что-то говорил на еврейском языке.
— Что ты ей говоришь?
— Бедная, бедная крошка, — ответил Борис.
В Рамбуйе была глубокая ночь.