Тайный фронт

– Прости, я нарушила дисциплину и первая подошла к тебе. Мне не давали на это разрешение. Наверное, дадут, если я попрошу, но стоит ли впутывать личное в службу. Я здесь по линии 1-го управления НКГБ. Мы работаем параллельно с вашим ведомством. А как ты попал в Главное управление НКВД из иностранной разведки? Что за изгиб твоей судьбы?

– Изгибы всегда бывают. Рельеф местности таков, – усмехнулся Шелестов. – Я не буду спрашивать тебя о том, каково твое задание.

– Ничего особенно секретного для тебя или вашего Платова. Нам приказано вести наблюдение за окружением твоей группы и тобой лично в том числе. Выяснить вовремя, не являетесь ли вы объектом чьего-либо внимания.

– Спасибо, мне приятно, что ты приглядываешь за мной, – улыбнулся Шелестов.

Это признание Екатерины ему не только ничего не объяснило, а наоборот, вызвало массу вопросов и недоумение. Странное задание – прикрывать его группу. Тем более что группа ничего об этом прикрытии не знает. Так ведь в сложной ситуации можно и случайно перестрелять друг друга. Катя призналась в сути ее задания? Но она всегда была дисциплинированным работником, для нее служба была всегда на первом месте. Что за откровения для профессионала с многолетним опытом работы во внешней разведке? Но она знает Платова. А кто не знает Платова? Сколько служб поддерживают с ним служебный контакт, сколько совместных операций проведено, какими огромными объемами информации обменивались службы через Платова. Самым простым сейчас было бы запросить Платова о Зиминой, да только он может и не знать фамилий оперативников из смежного ведомства. Запроси, и всплывет, что он воспользовался откровенностью Кати, выдал ее, за что женщине влетит. А влететь может очень серьезно. Таких нарушений в разведке не прощают. А если Катя работает не на нашу разведку?

Нелепая мысль, но попробуй кому-нибудь в разведке, в Главном управлении НКВД сказать, что он верит женщине на основании того, что двадцать с лишним лет назад у них была любовь и он с нею переспал. Связи с Платовым у него сейчас нет, но это, может, и к лучшему. Попытаться проверить Катю самому? Но первые же предположения привели к сомнениям, нелепым выводам. Эх, Катя, Катя! Вот задала ты мне работенки!

– Я был рад тебя увидеть, – произнес Шелестов, глядя вперед через лобовое стекло автомобиля.

– Это намек на то, что тебе пора уходить? – Губы женщины тронула улыбка. – Я тоже очень рада, что вижу тебя, что ты живой. Я всегда думала о тебе, вспоминала. Думаю, мы еще будем видеться по работе. Разумеется, если ты меня увидишь в городе или в каком-то учреждении и даже среди нашего начальства, то делай вид, что мы не знакомы. Так проще, и никаких неприятностей ни у тебя, ни у меня не случится. Будем дисциплинированными работниками!

Глава 7

Бледный, с трехдневной щетиной немец сидел на стуле, придерживая правую руку в гипсе. Скорее всего, ему было лет двадцать пять, но впалые щеки, щетина, потерянный взгляд сразу делали старше.

– Как вас зовут? – потребовал Шелестов, сидя напротив и разглядывая пленного.

– Отто Шлоцер, – тихим, но внятным голосом ответил немец.

– Какую службу Германии вы здесь представляете? Ваше звание?

Немец опустил голову, поморщился от боли в раненой руке и судорожно сглотнул. Шелестов ждал, покачивая носком начищенного сапога. Было видно, что в голове раненого сейчас мечутся мысли и он никак не примет решение, то ли сдаться и все рассказать, всех выдать, то ли умереть героем. Нет, понял Шелестов, это не герой, даже если он и фанатик. Герои умирают стоя и глядя смерти в лицо. У них внутри нет сомнений и метаний. А этот будет торговаться, этот хочет жить и очень скоро примет решение, и наплевать ему и на рейх, который ему уже не поможет и не спасет, и на Гитлера, который далеко и знать не знает про этого Отто Шлоцера.