— Потому что сел в машину, которая его ждала. Я из окна хорошо видела.
— Что за машина?
— Похожая на вашу.
— «Москвич‑408»?
— Ой, да не разбираюсь я в машинах. Похожая, и все…
— Цвета?
— Потемней немного.
Минин и Дружинин переглянулись.
— А кто был в машине? — спросил Дружинин.
— Да не разглядела я. У меня же покупатели…
— Хорошо. Сел этот человек в машину. И что дальше?
— Поехали…
— Куда? По улице Машинистов в сторону автобусной остановки?
— Нет, в другую.
— И больше вы их не видели?
Ответ продавщицы ошеломил Сергея.
— Как же не видела. Вечером поставили машину на том же месте.
— Вечером, это во сколько?
— В семь часов. Я как раз закрывала магазин.
— И пошли они…
— Вверх, по улице Машинистов.
— До какого дома?
— Откуда мне знать? Я в обратную сторону пошла. Дома меня ждали.
Поняв, что больше им ничего интересного не услышать, Дружинин поблагодарил продавщицу:
— Спасибо, Галя. Вы нам очень помогли.
Уже в машине Сергей спросил Евгения:
— Как тебе ее информация?
— Считаю ценной, — ответил Минин.
— И я того же мнения. Получается, примерно с девятнадцати пятнадцати Крохмаль был дома с этим неизвестным человеком.
— Получается так.
— Потом этот человек, именно он, больше некому, вышел из дома Крохмаля в девятнадцать сорок пять, погасив свет, что заметил Шустов… Какой вывод, Женя?
— Вывод такой: Крохмаль лег спать. Шучу… А если серьезно, Крохмаль написал покаянное письмо и принял яд вместе с коньяком.
Минин закурил, Сергей поморщился от табачного дыма и стал задавать напарнику вопросы:
— А ты не допускаешь, что покаянное письмо Крохмаль написал в другом месте?
— Вполне возможно. Письмо написано шариковой ручкой, паста синяя. Но, когда мы вошли в комнату, где был мертвый Крохмаль, рядом с листком ручки не было. Я хотел сказать об этом вашему… как его…
— Дедюхину.
— Да, Дедюхину. Но он быстро дал понять, что милиция в этом доме лишняя.
— Ты прав. Если Дедюха главный, то командует только он. Я ведь его знаю давно, еще с училища. — Сергей на миг погрузился в воспоминания, потом спросил: — Еще какой вывод можешь сделать?
— Человек, который был с Крохмалем последние минуты, пользовался его доверием.
— И кто это мог быть?
— Не знаю. Божко? Так он был уже к тому времени в Кемерово в кутузке. Кто-то из художников? Сомнительно… братские отношения между творческими работниками редкость, а Крохмаль был, как говорят боксеры, в состоянии «грогги».
Сергей приоткрыл дверь автомобиля, чтобы развеять табачный дым.
— А у меня есть предположение, кто это мог быть.
— Кто?
— К примеру, лечащий врач.
— Но ты говорил, что лечащий врач по фамилии Чеурин уволился еще до взрыва трамвая.
— Правильно, уволился седьмого марта, а взрыв трамвая был пятнадцатого. Но ведь, кроме Чеурина, есть и другие врачи того же профиля. Представь, некто, кого мы не знаем, говорит Крохмалю, что его методика лечения эффективнее. Зовет к себе. Тот соглашается.
— Но Крохмаль хотел излечиться от навязчивой мысли убить жену, а в итоге пошел на убийство с отягчающими обстоятельствами.
Дружинин сжал кулаки:
— Вот здесь мои познания заканчиваются. Я не врач-психиатр… Ладно, поехали.
Минин довез Сергея до гостиницы. Спросил:
— Может, тебя в аэропорт подбросить?
— Еще чего… давай лечись. До самолета доберусь своим ходом. Прошу только, помоги найти этого крохмалевского доброжелателя. Для меня это вопрос престижа.
Затем Сергей достал портсигар.
— Ты что, куришь? — удивился Минин.
— Ни в коем случае, — Сергей раскрыл портсигар. — Это тебе.
В новеньком, очевидно, недавно купленном портсигаре лежали крохотные кусочки тонколистового металла. Их поверхность имела следы оплавления.
— Это жесть из банки с порохом. Попроси эксперта установить относительно ее все, что возможно. С меня коньяк. И еще: надо бы выяснить биографию Крохмаля. Может, она многое прояснит.
Настало время прощаться. Пожали руки.
— Женя, дорогой, я рад знакомству. Мы очень хорошо поработали. Желаю тебе удачи и очень на тебя надеюсь.
— Я тоже рад. Сделаю все возможное, — заверил Минин.
Сергей прошел регистрацию, но рейс задержали. Он вышел из здания аэровокзала, вдохнул свежий морозный воздух. Днем снег таял, а к ночи подмораживало.
Не успел он сделать нескольких шагов, как его окликнули:
— Сергей Никитич …
Он обернулся. Перед ним стояла Юля. В скромном зимнем пальто, светлой вязаной шапочке она больше походила на студентку, чем на серьезного заведующего отделением больницы.
— Юлия Алексеевна? Какой сюрприз…
Юля раскрыла сумочку, что-то достала и протянула Сергею.
— Ваша записная книжка. Вы ее забыли у нас в палате 310.
Дружинин сразу вспомнил последнее посещение Татьяны и записную книжку Ивана Божко, в которой он нашел адрес Крохмаля. Видимо, там в палате и оставил.
— Спасибо. — Он взял не совсем опрятного вида записную книжку и положил ее во внутренний карман пиджака, где хранилась его собственная записная книжка.
— И вам спасибо за зефир в шоколаде, — улыбнулась Юля.
— Очень рад, если он вам понравился.
— Если честно, я большая сладкоежка.
Сергей рассмеялся.
— Желаю вам счастливого пути, — с оттенком грусти сказала Юля.