Тагу. Рассказы и повести

Гвачи повернулся и быстро пошел по шпалам назад. Резкая боль охватила плечо, жгло лопатку. Он остановился, расстегнул ворот, тронул туго перевязанную рану. Голова закружилась, по всему телу разлилась слабость, деревья вдруг запрыгали, и Гвачи медленно опустился на рельсы.

Ночную тишину нарушало лишь кваканье и глухое бульканье лягушек в болоте да шелест леса. По верхушкам деревьев пробежал ветер, ударил в насыпь, с шуршанием взметнул песок, бросил его в лицо сидящему на рельсах человеку. Гвачи открыл глаза…

Луна вынырнула из-за облаков и осветила синеватые горы над лесом. Никогда еще не казались они Гвачи такими величавыми. Он смотрел на горы и чувствовал, что его мускулы наливаются силой, голова проясняется и радостью наполняется грудь.

Пора было идти, а он все стоял и стоял в оцепенении, не в силах отвести глаз от родных гор, от плывущих над ними янтарных облаков. Здесь он родился и вырос, но никогда раньше не замечал, что так прекрасна природа Колхиды…

Ветер умчался в горы. "Какой здесь покой, как ласково мерцает вода, как таинственно затих лес".

Всем своим существом Гвачи ощущал близость родного дома, близость матери. Ему казалось, что он слышит, как она молится. Даже биение ее сердца он слышит. Так билось оно в минуту расставания, когда он в последний раз прижался к ее груди!.. Маленькая, худенькая, кажущаяся еще меньше на большой, переполненной людьми платформе, она глядела на него заплаканными глазами так, будто прощалась навеки. Скоро, скоро он увидит эти дорогие глаза!

Был поздний вечер, когда Гвачи подошел к родному селению. Где-то лениво лаяла собака. Кто-то рубил дрова, кто-то звал кого-то… А вот совсем близко заскрипела калитка. Гвачи вслушался и стал различать с детства знакомые голоса и звуки.

Почему же не выходят навстречу родные и близкие? Впрочем, так лучше. Пусть никто не увидит его раньше матери, и ничей порог не переступит он раньше родного порога… Но как не остановиться у дома Беглара Нармания? Ведь с его сыном Хутой он вырос, вместе с ним ушел на фронт…

Двухкомнатный из гладких досок домишко был похож на сказочную птицу, притаившуюся в тени огромного орехового дерева. Дым очага поднимался над крышей и клочьями повисал на раскидистых ветвях ореха. Из-за приотворенной двери доносился звук гитары. Молодой голос напевал с детства знакомую песню… Ну, как было не остановиться?

Два года Гвачи и Хута воевали бок о бок. В последней атаке Хута был тяжело ранен в голову. Когда Гвачи нашел его после боя, Хута сказал ему:

— Отец всю свою жизнь мечтал выстроить новый дом. Мне уже не придется увидеть этот дом… Друг, напиши отцу… Я откладывал деньги с тех пор, как начал работать. Деньги лежат в столе… Хоть новый дом останется им от меня…

Как же Гвачи мог пройти мимо своих соседей? Он вот жив, вернулся, обрадует мать, а Хута погиб. Разве не должен Гвачи прежде всего утешить родителей своего друга?

Решительно открыв калитку, он бесшумно вошел во двор. Перед балконом остановился: на стене висела маленькая грифельная доска с крупными белыми цифрами. Это они с Хутой готовились в строительный институт… В лунном свете все можно разобрать: вот пример по алгебре, который решал Хута. Доску, как видно, берегли. И мел лежал там же, где они два года назад его положили, — между бревнами. Пример остался нерешенным и, казалось, ждал возвращения Хуты…

Гвачи стоял перед доской, не слыша ни звона гитары, ни голосов за стеной. Тяжелые воспоминания черной тучей легли на сердце. Ему хотелось, чтобы все страшное и непоправимое можно было бы стереть, как стираются вот эти цифры. Он даже поднял руку, чтобы смахнуть их, и не смог, будто Хута остановил его. И Гвачи горько улыбнулся. "Разве можно стереть память и скорбь о погибшем друге?" Все, все здесь напоминает Хуту…

Звук гитары снова донесся до его слуха. Цуца наигрывала любимую песню брата. Сколько раз пели они ее вместе вот здесь, на балконе, сидя на этой длинной, низкой скамье! Сколько лунных ночей провели тут в мечтах об учебе, о городе, о любви… Вот их имена, вырезанные на скамье перочинным ножом, вот пронзенное стрелой сердце, а над ним начертанное рукой Хуты имя: "Найя".

Как они спорили! Сколько раз ссорились и мирились, на какие хорошие дела наводила их Найя! Гвачи не мог оторвать глаз от скамьи.

Вдруг скрипнула дверь, и свет очага упал на лицо Гвачи. В дверях стояла Эка, мать Хуты. Седые спутанные волосы ее выбились из-под платка и упали на щеки.

— Это ты, Гвачи? — спросила она с испугом, выронив кувшин Он упал на порог и разбился, брызнув водой и осколками.

И тотчас за спиной старушки выросли Беглар и Цуца.

— Ты один, Гвачи? — спросила Эка, хотя хорошо видела, что Гвачи один.

Он виновато улыбнулся.

— Один…

— А наш Хута? Он уже три месяца ничего не пишет… — Глаза старушки потеплели… — Бессовестный, ему слезы матери — пустяк… — И вдруг засуетилась. — Что ж это мы? Беглар, Цуца, подайте же стул дорогому гостю!

— Дядя Гвачи! — защебетала Цуца и кинулась ему на шею. — Дядя Гвачи, почему же не приехал Хута?