Тачдаун

На самом деле, я и сегодня не собирался приезжать. Потому что видеть на месте матери очередную шлюху из каталога, которая ведет себя так, будто она гребаная хозяйка дома, – почти так же приятно, как удалять зубной нерв без наркоза. Но откровенный разговор с Хантер что-то изменил в моей голове. Нет ни единого шанса, что я классно проведу время, тусуясь с этой дымящейся кучкой накрахмаленных воротничков. Мы с отцом давно уже живем в разных мирах. Но этот дом – сокровищница моих самых счастливых воспоминаний, поэтому я здесь. В дурацком черном смокинге, пиджак которого немного жмет мне в плечах.

– Я его выбросил, – отвечаю, стараясь не выдать своего раздражения. В конце концов какой-то непонятный мудила не пускает меня в собственный дом. Даже закон мне не запрещает ему врезать. – Поищи мое имя в списке.

Швейцар сует руку в карман, извлекает сложенный листок бумаги и опускает в него глаза.

– Ваше имя, сэр.

– Чейз Каннинг.

Он резко вскидывает голову и замирает, как олень в свете фар.

– Спокойно, мужик. – Я похлопываю его по круглому плечу. – Никаких проблем. Я просто пройду к себе домой, ладно?

– К-конечно, мистер Каннинг.

Захожу в дом и чувствую, как в кармане брюк вибрирует телефон. До последнего надеюсь увидеть на экране номер Хантер, но это всего лишь Сойер, который интересуется, нормально ли я доехал в непогоду. Заботливая калифорнийская неженка. Пока иду в зал, набираю ему ответное сообщение.

– Привет, красавчик! Посмотри, как ты вымахал!

Поднимаю глаза и вижу свою кузину Джинджер, которая стоит возле стола с закусками. Мы обмениваемся приветственными объятиями, и она клюет меня в щеку маслянистыми губами.

Я удивлен, что отец пригласил кого-то из наших родственников. После похорон жены, он так же, как и я, отгородился от всех. Я полностью погрузился в футбол, он – в свой проклятый автобизнес. С тех пор все праздники в нашем доме превратились в скучные корпоративные мероприятия. И судя по множеству незнакомых лиц вокруг, ничего не меняется.

– Кстати, лучшие омары в моей жизни, – Джинджер указывает тощей, морщинистой рукой на блюдо с красиво разложенными морскими деликатесами. – Рекомендую.

– Чуть позже, Джин, – отвечаю я, окидывая взглядом черно-белую толпу: мужчины в традиционных дорогих костюмах, женщины – в черных вечерних или коктейльных платьях. – Ты не видела моего отца?

– Плесни-ка мне еще той сладкой розовой дряни, – обращается она к официанту, размахивая пустым бокалом, а затем поворачивается ко мне. – Ик… Прости, ты что-то спросил?

Я качаю головой и отправляюсь на поиски отца.

Прохожу мимо камина, на котором расставлены наши семейные фотографии – сплошь радостные лица, веселье и смех. Сердце щемит от тоски.

Если бы мама была жива, то мы бы сейчас сидели на полу в гостиной и под старые джазовые пластинки с песнями Бесси Смит поедали вкуснейший лаймовый пирог, который она по традиции выпекала на все семейные праздники. Пышный, румяный, с насыщенным цитрусовым ароматом и коричневой корочкой по краям. На отце был бы не классический костюм, а серая видавшие виды футболка с музыкального фестиваля в Роскилле, на котором они с матерью познакомились. Кажется, он с тех пор так ни разу ее и не стирал. Мама смущенно смеялась бы всякий раз, когда отец пытался незаметно поцеловать ее в открытое плечо, а я, как и любой нормальный подросток, закатывал бы на эти сцены глаза, мечтая поскорее улизнуть хоть ненадолго из дома.

В то время я не понимал, насколько же был счастлив…

Наконец, у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, замечаю отца. Конечно, он не один. Рядом с ним очередная VIP-куколка из каталога «все включено», завернутая в маленькое черное платье. Отец всегда одевает их одинаково – в наряды дизайнеров, которых любила его покойная жена. Чертов извращенец.

Когда моя кровь начинает закипать, я вспоминаю слова Хантер: «каждый справляется со своим дерьмом, как умеет», и делаю глубокий вдох.

Окей. Может, она и права.

Мне хочется, чтобы она была права.

В конце концов, это просто элитные шлюхи. Отец при каждом удобном случае напоминает мне, что покупает их за деньги. Словно таким образом оправдываясь передо мной, что все это не по-настоящему. Не по любви. Что в сердце у него только Эллен, и бла-бла-бла… Вот только трахает он этих шлюх по-настоящему. В нашем. Гребаном. Семейном. Доме. Чему я был свидетелем не раз.

Я понимаю, что у него есть мужские потребности и все такое, но со дня смерти матери прошло всего два года. Каких-то два сраных года! В библиотеке и гардеробной все еще пахнет ее духами…

Опять делаю глубокий вдох. Затем еще один.

И приказываю себе собрать свое дерьмо в кучу.