Тачдаун

Губы Каннинга изгибаются в улыбке. Он кладет руку мне на плечо и слегка сжимает его. Я чувствую его молчаливую поддержку и тепло, исходящее от большой, широкой ладони.

Мне снова хочется разрыдаться.

Мужчина, который заплатил деньги за мое общество, спокойно говорит со мной на равных о моих чувствах к его сыну и при этом выражает свою поддержку.

Любой другой бы на его месте давно бы вышвырнул меня из своего королевского дворца с криком: «Держись подальше от моего сына, продажная шлюха!», но Стивен, похоже, не из числа тех чертовых моралистов, которые любят развешивать на людей свои чертовы ярлыки. Чейз ужасно несправедлив к своему отцу. Этот человек кто угодно, но только не убийца.

– Хантер, если вы любите друг друга, то непременно найдете способ, как все исправить.

Внезапно мне становится нечем дышать.

– Простите, мистер Каннинг.

Я ухожу прежде, чем он успевает сказать что-либо еще.

Снаружи меня встречает мерзкий моросящий дождь. В воздухе стоит запах сырого асфальта и напитанной влагой травы. Со стороны океана налетают яростные порывы ветра, треплют пальмовые кроны и кусты живой изгороди, которыми обсажена подъездная дорожка. Зловещее ночное небо висит так низко, что, кажется, еще немного и свалится мне на голову. Погода как нельзя лучше соответствует моему настроению.

Спешу к машине так, будто за мной гонится сам дьявол, пока мелкие острые капли, словно иголки, вонзаются мне в лицо. Подхожу к задней дверце и несколько раз дергаю за ручку – заперто.

Да чтоб тебя!

Распахиваю вторую дверцу и промокшая до нитки сажусь на переднее пассажирское сидение. Называю водителю адрес на случай, если он его забыл, и достаю из сумочки телефон, чтобы проверить сообщения.

Проклятый экран пуст. Ни одного уведомления.

«Ты же не ждала, что он тебе напишет?» – раздается в голове насмешливый голос Люцифера, который тут же переходит в злодейский хохот.

Размытые огни ночного Майами постепенно угасают по мере того, как мы приближаемся к Катлер-Бей. Прислонившись лбом к боковому стеклу, я с безразличием наблюдаю за стремительно проносящейся в окне черной линией лесного пейзажа пригорода. Дождь все еще идет, капли становятся только крупнее и чаще. Ветки деревьев с неприятным скрежетом хлещут по крыше автомобиля. Под шинами шуршит мелкий гравий. Мы проезжаем еще полмили или около того, после чего машина замедляет ход, съезжает к левому краю дороги и останавливается. Но двигатель продолжает работать.

– Почему мы остановились? – севшим от длительного молчания голосом спрашиваю я, вглядываясь в темноту за окнами.

– А ты не понимаешь?

В голове раздается пронзительный сигнал тревоги и загорается аварийная лампочка: «Ты в дерьме!».

Пока мужик шарит по карманам своих брюк, не обращая на меня внимания, я завожу руку под лямку ремня безопасности и незаметно расстегиваю его. Мое сердце начинает стучать в бешеном ритме, пока я пытаюсь предугадать, что сукин сын задумал и какое расстояние мне удастся преодолеть на шестидюймовой шпильке, прежде чем меня схватят.

Тем временем водитель достает из бумажника несколько стодолларовых купюр и швыряет их на приборную панель передо мной.

– Три сотни. Я подрочу, а ты посмотришь. – Он облизывает свои тонкие лягушачьи губы и начинает тереть ширинку брюк. Его пугающе бледные глаза опускаются на мой рот. – Если отсосешь, накину еще пятерку сверху.

Стараясь сохранять внешнее спокойствие, я дергаю за ручку дверцы, чтобы выбраться из машины, но не получается. Гребаная дверь заперта. К горлу подступает тошнота.

Дерьмо.

Дерьмо.

Дерьмо!

Думай. Думай, Хантер. Думай!

Я начинаю дышать чаще. По телу расползается страх. Который моментально перерастает в настоящую панику, когда я осознаю, что на мне нет нижнего белья.

– Выпусти меня немедленно.

– Играешь со мной? – Его ладонь ложится мне на колено, от чего ноги тут же покрываются гусиной кожей. – Или торгуешься? Прошлые девчонки никогда не заламывали цену и всегда уходили довольными.

Под сумасшедший стук пульса в ушах я крепче сжимаю в руке телефон и бью им урода прямо в его гадское лицо.

Потом еще раз.

Еще раз…

Сыпля проклятиями, он закрывает голову руками, защищаясь от ударов, но я останавливаюсь только когда вижу на своей руке кровь – кажется, я разбила ему нос. Или бровь. У козла вся морда в крови. Невозможно понять.

– Ты что, с катушек слетела?! – вопит извращенец.

– Открой ебаную дверь!

– Что ты наделала?! – Он прикасается к своему носу, к губам, затем с ужасом смотрит на выпачканные кровью руки. – Что ты наделала, бешеная сука?

– ДВЕРЬ!!!

– ДА ОНА ОТКРЫТА, МАТЬ ТВОЮ! Никто ее не запирал! Вали на хрен отсюда, сумасшедшая!

Я дергаю за ручку еще раз, и, к моему удивлению, она поддается.

Выскакиваю из машины, сбрасываю босоножки и бегу босиком вперед, по узкой дороге, в направлении света фар и широкого луча моего телефонного фонарика. В лицо хлещет дождь. Ноги вязнут в холодной грязи. Сердце стучит где-то в горле. Шум ветра смешивается с шумом пульсирующей в ушах крови.

Я не знаю, где я.