— Ну, тогда не страшно. Так что тебе полагается жалование за всё время и еда на дорогу.
Проводив новоиспечённых супругов и пожелав им доброго пути, я впадаю в задумчивость. У этих простолюдинов позади голод, ужас и увечья. Все их надежды — на небòльшой кусок своей земли и на то, что у них будет чуть бòльше, чем прежде свободы, которая позволит без помех на ней работать. Но они как дети радуются наступившему дню и чего-то ждут от будущего. Стану ли я когда-нибудь таким или прошедшее уже не отпустит меня? Даже эти мужланы сильнее тебя, Шади…
Всю следующую половину луны я с раннего утра приходил во дворец. Битюг оправился и по-прежнему служил в охране. Заговорить мы не решались, но со второго дня уже здоровались. Надо было разобраться с королевской казной. Сулва увёз её при отступлении в Вилагол, и расходы на оборону шли из личных денег Стурина и Миро. Младший Кори собирался с ней сбежать, но его перехватили, так что бòльшая часть оказалась возвращена в столицу. Однако обещанные выплаты за увечье следовало выдать хотя бы тем, кто ещё находился в городе. С уже разъехавшимися можно было подождать до осени. Но всё равно денег оставалось совсем мало. Об осени я думал с тревогой. Нельзя было начинать с ошибок прежнего правления, и в первую очередь нельзя было обделять воинов и повышать налоги с крестьян. По правде говоря, во избежание новых волнений поборы с них следовало бы хоть немного скостить. В эту зиму неплохо заработали оружейники, и мне удалось договориться, чтобы они выплатили осенний налог сейчас, пусть даже с небòльшой скидкой. Отдав эти деньги на полгода в рост, они получили бы примерно столько же, так что обе стороны были не в обиде. Прочим ремесленникам надо было как-то подняться после войны, и они сами нуждались в займах. Я даже уговорил Миро дать им ссуды из его личных средств. В довершение всего мне удалось найти часть денег, разворованных при Сулве, и заставить их вернуть, хотя на этом я приобрёл ещё несколько врагов.
Тем временем в столицу понемногу возвращались благородные, которым тоже требовалось жалование. Одни вспомнили о тех должностях, которые им полагалось занимать при короле по наследственному праву, и в самом деле были обычно чем-то полезны. Другие, более наглые, выкапывали звания, упразднённые столетия назад, вроде хранителя королевского ночного сосуда. Миро ухитрялся как-то от них отбиваться, но однажды вечером пришёл ко мне посетовать на жизнь:
— Представляешь, Шади, меня пытались убедить, что при государях должен быть придворный, проверяющий, нет ли в постели тараканов и мышей.
Я рассмеялся:
— Это должность ввели два столетия назад, при короле Брастере, который боялся насекомых до потери рассудка после того, как ему в ухо забежал таракан. И после его смерти сразу же отменили. Кажется, он и до того был не вполне в себе, а после — и вовсе стал подозревать, что иные оборотни превращаются в этих мелких тварей, чтобы попасть во дворец и ему навредить. Даже Архивариус не смог его разубедить.
Молодой король посерьёзнел:
— Ещё о должности просил старший Ори. Говорят, что он умён и злопамятен, но после того, что я услышал от тебя, мне не захотелось принимать его на службу.
— Что совершенно справедливо. Лучше, если подобные люди далеко от тебя, а не поблизости, когда могут укусить, а не только облаять.
— Он уже облаял. Заявил, что Павия в руках трёх юнцов, которых привел к власти хитрый лис, и это давно всем понятно.
— Это кто же?
Ну да, и соправители, и Архивариус совсем молоды, однако будь они выжившими из ума старцами, я опасался бы за судьбу страны куда бòльше. Я, конечно, тоже приложил руку к тому, чтобы они уцелели и заняли это место… Ульфовы когти!
— Миро, я же не нарочно! Так получилось.
Миро, за миг до того злой и мрачный как туча, хохочет во всю глотку:
— Шади, брось ребячиться. Все мы знаем, что ты не интриган, но от тебя ведь и в самом деле много зависело. Право, этим стоит гордиться. Я думал, что ты много раз уже слышал подобные глупости. Просто Дмир Ори — единственный, кто оказался достаточно наглым, чтобы высказать их мне в лицо. Зато теперь у меня есть все основания не пускать его на порог.
Однако я понимаю, что одной заботой у нас прибавилось:
— Чтобы полагать, что кто-то способен повлиять на Архивариуса, надо быть безнадёжным болваном. Но вы-то со Стуриным что собираетесь предпринимать?
— Ну, мы думали, что когда ты вернёшься в свет, то сможешь сам отстоять свою репутацию.
Я машу рукой:
— Миро, я никогда не был человеком светским. Даже мой отец не был, хотя уж его-то можно было считать безупречным и в манерах, и в делах. Хорошей репутацией я и раньше не мог похвастаться, а в светских манёврах, которые могли бы её восстановить, мало что понимаю. Но дело же не во мне, а в вас. Кто-то действительно осмеливается говорить, что вы слишком зависимы от меня в своих решениях? Бòльше, чем следует зависеть от советника, опытного в своём занятии?
После долгого молчания Миро выдавливает из себя:
— Бывает и такое.