Я уже хотел уйти вместе с Миро к нему домой, но тут из осенних потёмок рядом с нами появился Архивариус. Я послушно побрёл с ним. Один раз он чуть не поскользнулся на мокрой от дождя мостовой, я подхватил его под локоть и со страхом почувствовал, что старик стал почти невесомым.
Когда дверь за нами закрылась, он сказал:
— Я умираю. Полагаю, Сулва надеялся, что я умру раньше короля, но случилось иначе. Мне придётся просить тебя о двух вещах. Мой преемник уже прошёл обряд, но прежде, чем он станет Архивариусом и будет неуязвим, должны пройти ещё две или три луны. До этого времени надо спрятать его подальше от столицы. Слишком многие здесь захотят приобрести на него влияние и склонить на свою сторону, а это помешает начатому. Есть надёжное укрытие, но добираться туда надо примерно половину луны — это в спокойное время. Возможно, теперь это займёт и бòльший срок.
Я похолодел. Скажи Архивариус, что мне придется остаться один на один с тем, кто медленно умирает, даже это напугало бы меня меньше. Подобное со мной уже происходило, а увидеть, как человек превращается в существо без чувств, пристрастий и привязанностей, было одним из моих ночных кошмаров. Я сделал всё, что смог — собрался с мыслями и стал прикидывать, как выполнить требуемое:
— Завтра утром из ворот города выйдет продавец снадобий — примерно моих лет — со своим помощником. Вилагол — хорошее место для подобной торговли, но сейчас всем не до покупок, во всяком случае, благородным. Сбыть такой товар теперь будет легче в провинции — во всяком случае, пока на дорогах порядок. Скажите юноше, чтобы он выбрал подходящую одежду — и потеплее, я не знаю, где нам придётся ночевать. И пусть не забывает, что мы должны обращаться друг к друга на «ты», даже наедине, и не называть наши настоящие имена.
А вы не боитесь, что я приобрету над ним слишком много власти?
— У тебя иная власть. Денег я вам дам — и серебра с медью на дорогу, и золота на крайний случай. Не вздумай отказываться. Теперь о другом. Ты ведь не хочешь вмешиваться в начавшиеся распри?
— Это последнее, чего я захочу. По правде говоря, я предпочёл бы, чтобы короля избрали скорее — какого угодно.
— Меня обеспокоили твои мысли о связи Сулвы и Кори. Сулва не может не понимать, что даже с поддержкой Стурина и глав захудалых родов у него нет полного преимущества. На что он надеется? В случае войны им придётся отбиваться от тех, кто не хуже их умеет держать в руках оружие, а если всё затянется — то и от вторжения в страну. Но если Оллин Кори готовится повторить что-то, что в его глазах по значению подобно Обряду Единения — а такие слухи до меня доходили…
Архивариус надолго умолк.
— Зуль был велик. Он решился действовать, лишь дойдя до полного отчаянья, но даже после этого оставался осторожен и благороден. Магия Олллина станет отражением его самого, и мало что может быть омерзительнее этого отражения. Шади, я не могу дать совета, что тебе делать, но в любом случае ты должен его остановить. Запомни это.
— Думаю, это всё так, — кивнул я. — Если я во что-то и ввяжусь, то только ради того, чтобы Кори не посмели диктовать Павии свои правила. Обещаю.
— Обещай ещё кое-что. Уже мне лично. Ты сделаешь всё, что в твоих силах. Кроме этого — попытайся остаться в живых. Я тоже был человеком, и ещё помню те времена. Тогда я сказал бы, что люблю тебя, Шади.
Мы тихо попрощались, и я побрёл по улице, понимая, что никогда бòльше не увижу старика. Мне предстояло сообщить Миро о своём отъезде и идти домой, чтобы собраться в дорогу. Миро я теперь мог помочь разве что парой советов, а судьба других остающихся в городе от меня мало зависела. Рила мне уже не убедить, Альда держится в стороне от событий и даже не пришёл на заседание Палаты. Прочие родовитые могут затевать интриги, вступать в союзы и убивать друг друга, сколько им заблагорассудится, меня здесь уже не будет. И тут я понял, что есть человек, которого стоит предупредить о том, чем грозит начавшаяся смута.
Она была не из благородных, и я никогда её не видел, но в городе хорошо знали, где живёт Габи, потому что король раньше нередко к ней захаживал. Безо всяких церемоний, понятное дело. Габи была женщиной для утех, и даже появись каким-то чудом у Хайдора от неё сын, он не мог бы ни на что претендовать.
Открыли мне быстро и проводили в дом без лишних расспросов. Слуги, похоже, соблюдали траур, поскольку все были одеты в синее. Но в дальних комнатах музыканты играли старинную альбу — песню прощания влюблённых на заре. Это была любимая альба моего отца. Ожидая Габи, я рассматривал обстановку её дома. Я полагал, что встречу здесь обычную безвкусную роскошь, которой тешат себя внезапно разбогатевшие. Но нет, цвета стен и ширм были сдержанными (кто-то другой, но не я, возможно, назвал бы их «линялыми»), напротив окна висели две небòльшие урготские картины — вид тамошнего городка и дерево в цвету. Два удобных низких кресла, маленький столик с инкрустацией — вот и всё.