Та, что надо мной

Я прихожу в себя, когда мои пальцы уже нащупывают на его шее две нужных точки. Всего лишь сильно на них нажать, не ломая хребет, не вырывая кадык — живым он будет гораздо полезнее. Наклоняясь над обмякшим стрелком, чтобы связать ему руки и ноги, я окончательно убеждаюсь, что он не павиец ни по крови, ни по повадкам. У него дальнобойный и мощный йортунский лук с роговой накладкой, и на бòльшом пальце специальное кольцо для стрельбы из такого. Великое единение! Мне самому не верится, что я провёл целую ночь рядом с йортуном, ничем себя не выдав, и даже смог застать его врасплох. Живущие охотой — отличные следопыты и непревзойдённые лучники. И как мне всё-таки повезло, что весь чердак провонял гнилью и плесенью — этот народ не только обладает чутким слухом, но и чувствителен к чужим запахам.

Когда я возвращаюсь с сыскарями, с чердака тянет ещё более тяжёлым духом. Стрелок лежит уже не на животе, как я его оставил, а навзничь, сильно потемневшее лицо обращено вверх, голова запрокинута. Видимо, я исчерпал на сегодня свой запас везения. Йортун ухитрился проглотить собственный язык и задохнуться, сердце уже не бьётся. Я гляжу, как медленно тускнеют чёрные райки его глаз и начинают сереть белки по их краю. Даже отъявленные негодяи из этого народа обычно сохраняют верность своему слову. Теперь он уже не сможет ничего сказать о своём нанимателе.

* * *

Тем не менее, картина совершённых преступлений для меня проясняется. Слухи об ульфе специально раздували, чтобы воспользоваться ими для покушения. Полвера убили из лука, быстро и не поднимая шума. Но кто-то, находившийся рядом с домом Сейно, вытащил стрелу и оставил рваные раны на его груди, сердце в которой уже не билось — вот почему почти не было крови. Это было сделано для того, чтобы архимаршал не опасался нового покушения, уже на него самого, когда лучшего защитника рядом с ним бòльше не будет.

Но это значит, что сам ульф, хотя он уже шесть ночей скрывается где-то в городе, всё это время удерживался от нападений. Или кто-то удерживал его. Тот ли это, кто нанял убийцу? Я не уверен. Прятал ли этот человек его и раньше? Тоже не отдам голову на отсечение.

* * *

Я пошёл к себе домой отсыпаться и лишь вечером навестил Тэка. От калитки, когда мне её открыли, прянули в сухую траву две гибкие рыжеватые тени, и я облегчённо вздохнул.

Сейно при встрече сказал мне всего одну фразу, но в ней слышался клёкот хищной птицы: «Я всегда знал, что вы способны на удивительные вещи, друг мой». Потом мы втроём сидели за накрытым столом и болтали о разных пустяках, и лишь под конец он обронил:

— Через три дня будет приём у короля. Вы пойдёте?

— Нет. Что мне там делать? Ведь весьма возможно, что будут обсуждаться государственные дела, а я к ним отношения не имею.

Сейно покачал головой, но не сказал ни слова. Миро, не знавший моей истории, растерянно переводил взгляд с одного из нас на другого.

* * *

В ту ночь мне снились яркие, цветные сны. Их я не запомнил, но осталось ощущение радости и почему-то твёрдая уверенность в том, что я должен решиться на отчаянный и опрометчивый поступок. Утро я снова провёл за книгами, потом разыскал Архивариуса и получил от него некие заверения, а к вечеру уже подходил к дому Альда.

Вопреки моим ожиданиям отшельник сегодня был приветлив и немного смущён. Отпив глоток поданного мне двадцатилетнего вина, я произнёс как можно небрежнее:

— Полагаю, вы уже задавались вопросом о моей второй природе?

— Не стану скрывать, что у меня есть предположения, но это ведь никому не запрещено, верно?

— Там, в окне, моя госпожа, — сказал я и с удивлением почувствовал, как мой голос дрогнул от благоговения. — И теперь вы сможете поверить, что я говорю чистую правду. Архивариус обещал прощение виновной в нападениях, учитывая, что ни одно из них не закончилось чьей-то гибелью.

Лицо Альда, обычно малоподвижное и невыразительное, всё-таки плохо годилось для того, чтобы скрывать его чувства. Облегчение появилось на нём даже не при словах о прощении, а уже с первой моей фразой.

— Я должен, — проговорил он с усилием, — просить вас о помощи. Мне удаётся сдерживать девочку от превращений в ульфа, но с каждым днём она слабеет. Я надеялся сам понять, что при её Запечатлении пошло не так, но здесь нужен тот, кто сумеет это увидеть.

— Как её зовут? — спрашиваю я.

— Лаури.

— Пусть она придёт сюда.

* * *

Лаури спускается по лестнице. Тогда, ночью, она показалась мне худой и длинной. Теперь я вижу, что это невысокая девочка, по-крестьянски сильная, но при этом, пожалуй, скорее пухленькая, чем жилистая. Под глазами у неё лежат тёмные круги, она стесняется в непривычной обстановке, робеет передо мной, и усадить её на кушетку удаётся только после второго приглашения Альда. И всё же от взгляда на неё остаётся странное ощущение уюта. Лёгкие волосы неопределённого, почти серого цвета, круглые карие глаза…