Та, что надо мной

Я могу видеть природу тех, кто ещё не прошёл Обретения, но это требует от меня бòльших усилий, чем обычно. Сейчас я напрягаюсь так, что перестаю замечать обстановку дома, сидящего рядом Альда, не чувствую уже и собственного тела. Передо мной только клубящийся мрак, в котором видны неясные очертания — чего? И тут я облегчённо смеюсь.

— Когда они защищают своих детей, трудно представить себе более свирепое существо. Лаури, ты так и не поняла, кто напал на тебя, когда ты была ребёнком? Постарайся вспомнить всё, что можешь.

Она смущённо глядит на меня, но Альда кивает, и девочка начинает говорить:

— Я была совсем маленькой, и меня посылали в ближний лес за цветами на продажу. У меня был котёнок, который ходил за мной повсюду, как собака. Однажды он стал карабкаться вверх по дереву, а потом попытался слезть и зашипел. Я полезла за ним, и тут сверху спустилось что-то тёмное и страшное. Я не знаю, что это было. Оно рвало и било нас. Когда я вместе с котёнком упала на землю, у него был выцарапан глаз.

Я замечаю бледный старый шрам на её щеке.

— А что было дальше?

— Я побежала домой. Будь дома только мама, она просто помогла бы мне обмыться и зашить одежду. Но там оказался отец.

— И что он сказал?

— «Прекрати реветь. И выкинь, наконец, эту падаль». Я убежала, укрылась в хлеву и плакала там. Котёнка я спрятала и вылечила, но ещё долго потом не могла пойти в лес, как меня не заставляли.

Раньше я полагал, что благородные, трясясь над своими детьми, воспитывают капризных себялюбцев. Подобные истории вынудили меня относиться к таким вещам несколько сложнее. Я воображаю насмерть перепуганного, рыдающего ребёнка, между которым и привидевшимся ему кошмаром было некому встать. И тогда кошмар вошёл в него и стал его частью. Зачем она нападала на людей в городе? Искала того, кто предал её ещё до рождения? Хотела ему отомстить? Пыталась справиться со своими страхом и болью? Или надеялась, что кто-то убьёт её и страх и боль прекратятся? Вряд ли она сама сумела бы ответить.

— Ты молодец, Лаури, — говорю я. — Прогуляешься с нами по городу?

* * *

Старый слуга долго ищет куртку Альда, и я понимаю, что свой дом он покидает нечасто. Мы идём по тёмной улице к дальнему углу королевского парка. Деревья здесь разрослись и сомкнули кроны, как в лесу. Отсюда доносятся странные звуки — то ли свист, то ли завывание, то ли уханье.

— Когда мы будем на месте, — говорю я, — я подам знак, что надо встать и замереть.

Какое-то время я наугад плутаю между деревьями, потом останавливаюсь. Моя госпожа выходит из-за туч, и Альда с Лаури, глядя на бòльшую дубовую ветку, видят то, что уже давно заметил я. Серые перья, нежнейший пух, воронёные когти и железный клюв. Неясыти оказывается не по душе наше внимание, птица бесшумно срывается с дерева и начинает летать по роще, продолжая кричать. Неожиданно я слышу громкое «кви», которое ни одному человеку не удалось бы издать так, со скрежетом, и оно звучит для меня как самая прекрасная музыка. Лаури рядом нет, а на ветке сидит серая сова, чуть бòльше первой, и рассматривает нас круглыми тёмными глазами. Потом она расправляет крылья, отправляется в полёт за самцом, и они уже вдвоём распугивают криками всех здешних мышей.

— Она вернётся сама, — говорю я Альда. — Пойдёмте к вам домой.

По дороге Альда озадаченно спрашивает меня:

— И что же теперь? У Лаури будут птенцы? Или дети?

Книжник немало знает про оборотней, но вот с птицами я знаком несколько лучше:

— О, — машу я рукой, — совы в ухаживаниях куда более церемонны и обстоятельны, чем бòльшинство людей. Считайте, что её просто пригласили на первое свидание.

* * *

Мы сидим уже не за столом, а на кушетке. Ночь сегодня выдалась очень холодной, и слуга с дымящимся глинтвейном появляется как нельзя более кстати.

— И всё-таки, почему? — спрашиваю я.

В самом деле, что может быть общего между потомком древнего рода, учёнейшим книжником с изысканными манерами, любителем хороших вин и этой девчонкой?

— Сначала я думал, что это дочь кого-то из ваших друзей, но вы, бесспорно, сумели бы отыскать её гораздо раньше.

— Вы не поверите, но я встретил Лаури всего четверть луны назад. Засиделся почти до утра, раскрыл окно. У меня бòльшой сад и думаю, что она залетела туда, пытаясь спрятаться.

— Вы смелый человек, — говорю я.

— Увы, ничуть, — он качает головой. — Я боюсь толпы, избегаю лишних встреч. Тем не менее, о моей природе, вы, наверное, тоже догадываетесь. Когда я в состоянии говорить, я могу убедить кого угодно в чём угодно, особенно если это правда и особенно если у меня один собеседник. А вы ещё до этого пытались внушить Лаури, что есть люди, желающие ей помочь. Для девочки это было так непривычно, что вначале просто её напугало.

— И всё же почему?

Он медлит, потом вдруг заговаривает быстро и торопливо, как человек, долго о чём-то молчавший: