t

Поднявшись по лестнице, Ариэль прошел по коридору и толчком ладони отворил двойную дверь, которая минуту назад была заперта на замок.

За дверью оказалась просторная зала, обставленная мебелью из карельской березы, среди которой выделялся драгоценный секретер в виде огромной раковины-жемчужницы. В центре залы был круглый стол, окруженный стульями – словно для собрания рыцарей короля Артура.

Стену напротив окон украшал портрет в тяжелой музейной раме. На нем была изображена молодая дама в темном платье с закрытой грудью – почти совсем еще девочка. У нее была странно короткая прическа с мелкими кудряшками. Она держала двумя пальцами за черенок маленький желто-коричневый мандарин и улыбалась – и в этом была такая бездна порока, что Т. невольно нахмурился. Сначала он решил, что это какая-то средневековая испанская грандесса, но по широкой небрежности мазка догадался – перед ним не старинная работа, а стилизация. И только потом он узнал в женщине на портрете Аксинью.

Т. сразу же отвернулся.

Между выходящими на Фонтанку окнами – там, куда глядела улыбающаяся грандесса, – стену украшала коллекция дорогого охотничьего оружия: усыпанные камнями кинжалы и сабли висели вокруг отделанной слоновой костью двустволки, которая была так густо покрыта инкрустациями, что больше походила на яйцо Фаберже, чем на ружье.

– Присаживайтесь, – развязно сказал Ариэль. – Как вам? Годится помещение для беседы с творцом?

Т. сел к столу.

– Скажите, а эта зала существовала, когда дверь была заперта? – спросил он. – Я имею в виду, портрет, оружие, вся обстановка?

– Сложный вопрос, – ухмыльнулся Ариэль. – И да, и нет.

– Как так?

– Ваш мир создается энергией моего внимания. Я проявляю интерес к детали, и эта деталь возникает. Поэтому можно сказать, что до нашей встречи комнаты не было. С другой стороны, все составляющие ее элементы присутствовали в моем божественном разуме. Поэтому в некотором предвосхитительном смысле эта комната существовала уже тогда, когда вы начали мучить бедное животное. Но оставьте это теологам…

Ариэль подошел к буфету, открыл дверцу и достал поднос, на который поставил бутылку водки – причем Т. показалось, что в этом движении было какое-то фокусничество и подмена, словно Ариэль на самом деле принес водку с собой, и теперь просто ловко вытащил ее из-под хламиды.

– Что будете пить? – спросил Ариэль. – Тут есть ликеры, коньяк.

– А можно без этого?

– Нельзя.

– Тогда давайте коньяк, – сказал Т. – Федор Михайлович говорил, помогает от радиации.

Ариэль поставил на поднос еще одну бутылку и пару хрустальных стопок, вернулся к столу и сел напротив Т.

– От радиации в самый раз, – подтвердил он, наливая себе водки. – Должен вам сказать, граф, что вы доставили мне немало интересных переживаний… Скажите, в те минуты, когда вы торжествовали свое освобождение из моих, хе-хе, лап, – неужели вам не пришло в голову, что все эти белые перчатки и прочие атрибуты вашей свободы придуманы мной?

Т. опустил голову.

– Нет, – честно сознался он.

Ариэль довольно захихикал.

– А как вам вообще такой сюжетный поворот? По-моему, сделано с большим размахом – и, не побоюсь сказать, тонко. Да что там, просто шикарно сделано. Особенно эта переправа через Стикс. Подтырил, конечно, у других – но ведь сейчас все тырят. Зато как гладко получилось, а? Сам граф Т. не догадался!

– Потому единственно не догадался, – мрачно сказал Т., – что вы не вложили этой догадки мне в голову.

– Понимаете, – кивнул Ариэль.

– Зато вы не можете обвинить меня в попытке богоборчества.

– А вот это могу, – хихикнул Ариэль. – Еще как могу. Вы напрасно думаете, сударь мой, что я чего-то не могу. Я все могу. А вам следовало быть повнимательней. Я же намекал. Я русским языком сказал, что унесу с собой все наработки. А кто у меня главная наработка? Вы. Несмотря на все свое богоискательство и богостроительство.

– Богоискатель у нас вы, – сказал Т. – Надо было придумать – молиться коту… Или этот гермафродит у вас тоже ценная наработка?

– Именно так. В «Петербурге Достоевского» половина перестрелок в соборах. По техзаданию пространство игровых интерьеров разрушается на сорок-шестьдесят процентов. То есть фрески осыпаются, киоты разлетаются, паникадила лопаются от пуль. А религиозный бизнес в нашем бантустане трогать нельзя, вы уже в курсе. Но ведь должно что-то быть на иконах, по которым стреляют? Вот и придумали. Зря вы Достоевского не спросили, кого он понимает под словом «бог». Он был вам объяснил.

Т. пожал плечами.

– Как-то неправдоподобно. Кот.

– Да ладно вам, – махнул Ариэль рукой, – назначил бы какой-нибудь пьяный князь богом не еврея, а кота, так и коту бы тысячу лет молились. Причем, уверяю, теологический аппарат не уступал бы нынешнему, и охранительная риторика тоже. Нашему народу свойственно удивительное доверие к решениям властей.

Он опрокинул стопку. Т. вздохнул.