Syntheism - Creating God in the Internet Age

Бохрианская революция означает, что именно время, а не пространство является действительно фундаментальной загадкой физики. Таким образом, нам лучше проигнорировать спатиоцентризм Эйнштейна, чтобы вместо этого перейти к предложению Пирса и Смолина о построении темпоцентрической картины мира. Более интересной альтернативой неудачной попытке Эйнштейна одомашнить время и превратить его в некое дополнительное измерение пространства было бы сделать как раз обратное: рассматривать пространство как три дополнительных измерения поверх времени. Петлевая квантовая гравитация делает именно это, когда квантует общую теорию относительности Эйнштейна. Согласно теории петлевой квантовой гравитации, пространство больше не является пустым или фиксированным, а скорее должно рассматриваться как упругий феномен, подверженный сетевой динамике. Новые метафоры информационизма просто настолько сильны, что даже физика претерпевает фундаментальные изменения, отправной точкой которых является идея сетевой динамики. В новой реляционистской физике даже сама Вселенная является феноменом сетевой динамики.

Следствием этого является то, что на предыдущих исторических этапах пространство могло иметь совершенно иные характеристики, чем сегодня. Например, оно могло иметь во много раз больше измерений, чем сегодняшние три, при экстремальном нагреве, который царил на самой ранней стадии генезиса Вселенной. Это открывает путь к идее, что и расширение космического пространства, и сегодняшние три измерения пространства могут рассматриваться как побочные продукты резкого охлаждения изначально невероятно горячего, сжатого, сетединамического первозданного пространства. Такой сете-динамический способ рассмотрения генезиса Вселенной называется геометрогенезом. В своей начальной фазе многомерное пространство представляет собой максимально запутанную чистую геометрию (чистую в том смысле, что в ее узлах полностью отсутствует вещество). Но при каждом фазовом переходе все большее количество запутанностей растворяется, а значит, пространство расширяется и постепенно охлаждается. В качестве своеобразной компенсации за постепенно уменьшающиеся взаимосвязи друг с другом в расширяющейся и охлаждающейся Вселенной узлы получают вещество, которое мы ассоциируем с ними сегодня, и пространство таким образом приобретает вес.

Глобальное время уже существует, когда все узлы во Вселенной соединены друг с другом; это условие, что интересно, допускает существование глобального времени во Вселенной, но в то же время допускает отсутствие любого остатка пространства и, следовательно, всех форм локального времени. Часы стояли бы на месте, если бы им было где находиться и если бы существовал кто-то, кто мог бы их считывать. Потеря энергии приводит к тому, что узлы начинают отпускать друг друга, и Большой взрыв становится фактом. Здесь интересно то, как радикально реляционистская идея, такая как геометрогенез, требует глобального времени в качестве аксиомы, чтобы иметь возможность существовать. Локальное время в эйнштейновском релятивизме возникает только тогда, когда включается геометрогенез; когда узлы ослабляют свою хватку друг с другом и Вселенная остывает; тогда возникает и расширяется пространство. А с расширением пространства возникает и предел скорости внутри Вселенной, а именно скорость света - обратите внимание, что мы имеем дело с еще одним законом, который действует только в пределах нашей современной Вселенной; космическое пространство в целом не нуждается в верхнем пределе скорости: космическая инфляция в детстве Вселенной, которую требуют и стандартная модель, и геометрогенез, расширяется гораздо быстрее света, например - что, в свою очередь, порождает локальные подсистемы, характеризующие Вселенную, которую Эйнштейн анализирует в наше время. И что же Эйнштейн находит в этих локальных подсистемах, если не эти его любимые часы?