Он оторвал чеку от невидимой гранаты, бросил пустую пригоршню на крышу. Привлек меня к себе, под свой защитный плащ, который накинула на нас его рука. Его лицо было так близко. Я была как пылающая счастьем печка, где топят золото.
И дверь открылась.
– Как это?
– Тс-с! – сказал он и обвел домик своими пальцами-пистолетом. Прицелился в каждый угол, потом развернулся, встал спиной к стене. Он смотрел другие фильмы, не те, что я. И много.
– Ненормальный!
– Операция «Дачный домик» начата. Шарлотт Холмс, ваш выход. – Он локтем нажал на выключатель, потом зажег невидимую сигарету, закашлялся, бросил на пол, затушил ногой. – Я же не курю.
– Ты тоже хочешь стать актером?
– Почему «стать»?
Мы огляделись, но ничего примечательного не увидели. На полке несколько книжек, вроде тех, что уносила Стонущая мать. Мы посмотрели на обложки и захихикали. Мужчины обнимают женщин как-то очень неудобно. Прически у мужчин даже драматичнее, чем у женщин. Ветер дует справа и слева одновременно либо вообще из открытых, готовых к поцелую ртов. Там были сотни таких книжонок, бумага скорее коричневая, чем белая.
Кроме того, на полке стояло две книги с преданиями Рудных гор. «Рудные горы, как вы красивы!» и «Мир преданий Шварценберга». Я села на деревянную угловую скамейку и стала листать:
И вот то, что я искала, –
Я пробежала глазами предание. Сын умер, она бродит по лесу, вдоль ручьев вблизи Грюнхайна.
– Ты знаешь, где Грюнхайн? – спросила я Юрека, который с горящими ушами читал какой-то потрепанный любовный роман.
– Что? Грюнхайн? Не, понятия не имею.
Я полистала книжку, посмотрела на переплет – бинго! Там была карта. Шиндельтанне, Хальбшпрунгплац, Траниченштайн, Шедельвюст, Хольцкроне. Вот! Грюнхайн! Не близко. Это я уже подозревала. Дед Аннушки мне с самого начала показался странным со своим тайным туннелем.
Я стала искать Колотящего кузнеца.
Для верности можно было еще посмотреть про… Как там его звали? Человечек, который пугал углежога? А у него вообще было имя?
Я не могла вспомнить. Какой-то крибле-крабле-человечек. Как все они тут называются.
Юрек как раз ставил одну из книжечек обратно на полку и вытаскивал следующую – «Любовь графа».
Снаружи послышался голос:
– Есть кто?
Юрек задвинул «графа» на место, подскочил к двери, распахнул ее, и… нас ошарашило новое лицо.
– Что вы здесь делаете?
– Можем задать вам тот же вопрос, – сказал Юрек человеку, стоявшему перед дверью.
Маленький, кругленький, с тяжелой квадратной челюстью, сигаретой в углу рта, в шерстяной шапке. Очень косые глаза и крошечный нос. И тут я вспомнила: Мёрбицский человечек!
– Ой, извините, – сказал человечек. – Я – Борман Томас.
Я поняла, что с ним проблем не будет: ему самому не по себе от того, что он зашел на этот участок. Он явно не сомневался, что у нас есть право находиться здесь.