Свора девчонок

Между листьями проглядывали лучевидные цветки. Белые солнца с длинными каплями-лучиками. Я подняла руку так, что тень одного из этих солнц легла мне точно на локтевой сгиб. Потом я позволила теневому солнцу сползти на ладонь, сжала ее – и солнце оказалось у меня в руке. Уму непостижимо!

И тут мне показалось, что в соседнем саду справа что-то зашевелилось. Я тут же надвинула панаму пониже на лицо. Повернула голову – по соседскому участку ходила маленькая, сгорбленная фигура. Я сползла со стула и спряталась за растением. Тут мое сердце трижды сильно стукнуло.

Это она!

Старуха!

Стонущая мать!

Я сразу же узнала ее по сгорбленной спине. У нее на плечах сидела вся ее долгая жизнь. Это была она.

Призрак.

Дух.

Старуха с канистрой бензина.

Она зашла в домик и минуты через три снова вышла. За собой она тащила черный мусорный пакет, который положила недалеко от домика. Потом зашаркала прочь. Калитку за собой не заперла. Значит, скорее всего, еще вернется.

Не взвешивая «за» и «против», я сразу сделала выбор в пользу «за» и понеслась. К забору, четырьмя движениями через него (я вообще не знала, что способна на такое), к мусорному пакету, открыла, заглянула внутрь, быстро определила содержимое, как на кассе: пип – любовные романы, куча, «Любовь ее жизни»; пип – розжиг для гриля; пип – лак для волос, один баллончик.

Потом я бросилась обратно к забору, в три движения перебралась на другую сторону (вау, подумала я, это стоило бы заснять и повесить в интернете), снова спряталась за лианой и выдохнула.

Экспресс-анализ зарегистрированных предметов дал следующий результат: она хочет что-то поджечь так, чтобы огонь распространился наверняка и был опасен. Не хватает только бензина. Но он же в говняно-коричневой машине старухи. Что ей еще может понадобиться? Дрова. Но дров в лесу навалом.

Я услышала протяжный скрип, который уже как-то слышала очень издалека. Во время ночного дежурства. Стонущая мать вернулась, катя за собой тележку. Несмазанное колесо жалобно причитало. Старуха положила мусорный мешок в тележку и постонала с ней прочь.

Теперь она точно шла что-то поджигать. Эта чертова сумасшедшая. Она сейчас подожжет туннель. Наш туннель! И скелет. И щелкунчиков. Она сожжет мои доказательства! Откуда она узнала про туннель? Про нас? Почему? Мне были нужны ответы.

Я рванула с места. К забору и наружу.

– Эй! – услышала я голос Беи. – Эй! Э-э-эй!

Сообщать каждый раз, если уходишь, нет времени!

За ней! Она подожжет туннель. Туннель! Скелет! Ящики с фигурками! Я неслась по гравийной дорожке. С какой скоростью нужно бежать, чтобы тебя не узнали? Панама-то на мне? Да. Слетела. Наклоняться некогда. Люди на участках есть? Нет времени разглядывать. Мимо проносятся заборы. Сетка, штакетины, живая изгородь. Я оказалась на парковке. Там были одни машины. Красная, черная, коричневая. Отдуваясь, я осмотрелась. Она исчезла? Но как? Она же не самая быстрая. Коричневая машина. Ну конечно. Я же видела ее в бинокль. Я побежала к ней. Со стороны водителя. Она сидела там. Морщинистая куколка. На переднем пассажирском месте – белое платье. Мое сердце чуть не пробило боковое стекло. Пальцы застучали со скоростью моего спринта.

– Простите! Послушайте! Я хотела у вас кое-что спросить, я хотела…

Она посмотрела на меня и покачала головой, машина тронулась.

Я бежала за машиной говняного цвета, пока боль в боку не пронзила внутренние органы.

Вдох.

О чем бы я ее спросила?

Почему?

Почему Стонущая мать хочет устроить поджог, подумала я. Всегда нужно думать про «почему». Часто «потому что» настолько дурацкое, что додуматься просто невозможно. Идеальной была бы команда детективов из одного очень хитрого человека, а другого – полного зависти, недоброжелательства, тщеславия и вообще всех возможных смертных грехов, чтобы этот человек мог легко вживаться в преступника.

Если такая старушка идет устраивать пожар, значит… значит, что-то тут есть.

«За ней! – приказала я своим мыслям. – Следуйте за этой женщиной!»

Вот она доехала до опушки леса, мои мысли – за ней. Там мотор машины сдох, потому что такой верный автомобиль не проживет ни на день дольше хозяйки. Машина остывает. Праматерь тащит мусорный мешок за собой, прокладывая кратковременную просеку в лестной подстилке. Когда трава снова встанет, дело будет уже сделано. Так я это себе представляла.

По пути обратно к саду я подняла панаму Юрека и снова ее надела. Вокруг на участках народу почти не было, но кое-кто все-таки был.

– Пробежаться захотелось, – сказала я Бее, которая сидела перед домиком. – Просто так.

– Да, бывает, – кивнула она. – А мне вот нельзя, – она показала на колено. – Но все равно дурацкая идея тут носиться.

Я пожала плечами.

– Наверное, – я улыбнулась. – Ты ж в дурацких идеях разбираешься.

– И все же, – она протянула мне руку. Я дала пять.

Некоторое время было хорошо быть там, где я была. Может, где-то в другом месте было бы проще, но это все равно – меня-то там не было.

Около полудня начало моросить.

Птицы защебетали на тон ниже.