Штукин, естественно, не мог видеть, как Крылов поднес к глазам Юнгерова федеральную газету, половину первой полосы которой занимала фотография.
— Знакомая личность?
— А что между ними общего? — недоверчиво полюбопытствовал Ермилов.
Крылов крякнул и зашуршал сминаемой газетой:
— Надо не газеты читать и журнал «Деньги» с социологическими тенденциями, а смотреть в корень. А корень у кадровиков в анкетках. Так вот — этот парень работал когда-то в прокуратуре Свердловской области. А с Данилычем они познакомились крепко после бунта в тамошней крытке. Бунт был нехороший, гнилой, с жертвами. При проверке вскрылось многоe… ладно. Не об этом сейчас. Результаты все похерили. И прокурорский, чтоб вы понимали, тогда внакладе не остался. А иначе и быть не могло — чтоб от того говна по-тихому отряхнуться — все в доле должны были быть. Вот. С тех пор они друг другу и верят.
— И слово держат? — после небольшой паузы поинтересовался Юнгеров.
Крылов откашлялся и степенно продолжил:
— Про слово. Как-то в БУРе[144] воры организовали движения. То-се — пошла канитель. Явился к ним на разговор Варков. А один вор спорол с бушлата пуговицы и пришил их себе на грудь — прям через кожу, — так и вышел к Варкову. Ну и началась у них беседа через «понял-понял». Варков ушел. Через полчаса вернулся, снимает китель, рубашку, а на плечах, через кожу, — звезды полковничьи вколоты. Угу! И орет: «Не закончится буза — в тундре комарам скормлю. Слово даю!» Вот. Воры присмирели.
— Убедил, — выразил все в одном слове Ермилов.
Юнгеров снова пробубнил что-то неразборчивое. Крылов, видимо, ответил на его вопрос:
— А как? Да по-простому. Приеду к нему; закусим ваш коньяк дорогущий огурцом соленым, чтоб рассол на галстуки закапал, и скажу: «Иван Данилыч, выручай по старой дружбе!» И кину под ноги мешок с червонцами. С долларами то есть. А он так попинает его носком ботинка и ответит: «Я это передам в надежные руки. Ты мне лучше расскажи, как живешь, не скучаешь ли по нашим краям?»
— Лагерям, — вставил Юнгеров.
— А лагерь не за запреткой[145], а в душе, — огрызнулся Крылов.
Юнгеров вздохнул так, что даже Штукин расслышал.
— Ты, Петр, как расскажешь чего-нибудь… хорошо, что нас никто не слышит, а то подумали бы, что…
— Что? — нервно переспросил Крылов.
— Что мы людоеды!
— Я только объяснил суть, о которой мы уже много говорили, но по-другому!
— Ладно, ладно, — сказал Юнгеров с примирительной интонацией. — Что у нас, у русских, за манера такая — о серьезном деле говорим и тут же из-за моральных нюансов начинаем спорить?.. Достоевщина какая-то.
— Именно-с. Достоевский, кстати, сидел. Поэтому и взгляд на мир имел соответствующий…
— Все, Петр, хорош! Успеем еще о Достоевском… Значит, трогаетесь вы с Рахимовым послезавтра… То, что поездом, а не самолетом, — это правильно, от греха… Насчет машины… Может, мне все же вам какую-нибудь «бээмвуху» выделить?
Крылов рассмеялся:
— Саша, на нашей машине — номера, мигалка, спецсигнал — что еще нужно двум ментам на перегоне до Москвы?
— Ну, хотя бы сопровождение…
— Вот на хера? Лишнее внимание только привлекать. Сели, поехали — через девять часов в Москве. Дорога сейчас нормальная — чего ты переживаешь?
— Ладно. Стало быть, послезавтра в четыре у Вадима в пушкинском офисе забираете сумку — и с мигалкой к московским боярам челом бить. А шелабушки я кому-нибудь поручу купить — подвезут. Лишь бы дело выгорело.
— Не переживай, — уверенно одобрил друга Крылов. — Данилыч возьмет, только если сам себе гарантию даст. Здесь без кидков. Не тот случай.
— И много вас таких на вершинах политического Олимпа? — язвительно поинтересовался Ермилов.
— Мало, — сокрушенно ответил Крылов.
Юнгеров засмеялся:
— Ну, хоть какое-то спокойствие на какое-то время…
Крылов ему что-то ответил, но Валерка уже не расслышал — он отлепился от стенки, пытаясь переварить услышанное. А понять-то было не так уж и трудно: вот, оказывается, что имел в виду Александр Сергеевич, когда говорил, что не только Гамерник умеет действовать «процессуально»! Bсe очень просто: империя Юнкерса аккумулирует наличными два миллиона долларов. Эти деньги Крылов везет в Москву, чтобы дать в лапу большим чинам правоприменительной системы. Задачи две — урыть товарища Гамерника на чем угодно и как можно быстрее и сделать так, чтобы органы отстали от Юнгерова и его структуры. Два миллиона долларов — это серьезная сумма, способная решить оба вопроса положительно.