Я знала, что буквально несколько дней назад Неля Васильевна закончила писать свою внушительного объема монографию о молодом Гуссерле. «Хочу написать еще одну книгу; очень много накопилась материала» – сказала она: и в этом была вся Неля Васильевна, какой я знаю ее вот уже более трех десятилетий.
Воспитанную на идеалах вольной философской мысли начала 1960-х, ее отличает какое-то обостренное чувство собственной миссии и полное, без остатка, погружение в то дело, которым она профессионально занимается. Она не просто трудится на философском поприще, а живет философией, реализуя отстаиваемые ею ценности разума, свободы, нравственной чистоты и ответственности, где слово – произнесенное и написанное – должно быть неразрывно с делом.
Как историк философии, Мотрошилова имеет дело не просто с фактами истории, а с самой философией как фактом. Это, однако, не означает, что история философии, как это часто считается, сводится лишь к изучению школ, направлений и индивидуальных мыслителей. В действительности, истинная история философии – это, говоря языком Гегеля, постоянное «присутствие духа», т. е. живая философская мысль в ее становлении и развитии. Поэтому историк философии не может быть просто историком в традиционном смысле этого слова, своеобразным архивариусом сохранившихся во времени философских документов; одновременно, и даже в бóльшей мере, он должен быть философом, которому свойственно критическое мышление и который всматриваясь в философские тексты способен распознать и подвергнуть детальному анализу те сквозные проблемы, над которыми бились мыслители, принадлежащие различным школам, идейными направлениям и историческим эпохам. И Мотрошилова владеет данным искусством с завидным мастерством. В ее работах ощущается постоянное присутствие живого духа времени; ей удается передать бурление мысли, энергию философских дискуссий, а, главное, побеждающую силу философской истины, пробивающей себе дорогу в непрекращающихся спорах философов прошлого и настоящего. Мастер портретного жанра, она способна воссоздать не только часто остающиеся незамеченными важные характеристики героев своих повествований, но и тот философский контекст, который задает и определяет движение их философских поисков. Историко-философские образы и идеи вдруг оживают и начинают звучать по-новому.