Своеволие философии

В этой формуле представлен треугольник инстанций: оригинал – язык перевода – переводчик с его предпочтениями и вкусами. Она имеет соблазнительно закругленный вид, однако на поверку все оказывается не так ясно. Прежде всего нужно понять саму метафору равнодействующей (силы). Идет ли речь о некоем компромиссе между инстанциями? Можно ли сказать, что все они одинаково важны? Ведь преимущество, наверное, все же остается за должным – за инстанцией оригинала и задачей его максимально точного воспроизведения в переводе. Однако любой, даже самый хороший перевод передает в оригинале не все и не навсегда, он предполагает те или иные изъятия, а также понимание того, чем можно в данном конкретном случае пожертвовать и ради чего. Например, если точно передается содержание стихотворения, то его интонация, мелодика обязательно будет на втором плане, и наоборот. А как быть с языком – этой, по М.Г., мерой возможного? По своему опыту могу сказать, что, например, при работе с русским концептуальным языком, на который переводятся тексты современной западной философии, четко видна, напротив, мера не возможного – особенно в его лексико-терминологической части, которая требует развития и обогащения. Что же касается переводчика, то наряду с его вкусами, этой весьма рискованной областью суждений, существуют еще и вопросы общей стратегии перевода, его предметной специфики и др.

Словом, при попытках развернуть эту лаконичную формулу мы неизбежно попадаем в сферу действия других инстанций и других закономерностей – социальных, культурных, исторических (и сам М.Г. неоднократно писал об этом). И прежде всего к названным выше трем инстанциям добавляется еще одна – аудитория. Соответственно перевод может быть направлен на расширение круга читателей, которым нужно простое ознакомление с текстом, или же на углубленное постижение текста теми «заинтересованными» и подготовленными читателями, которым нужны переводы более точные, можно сказать, более близкие к означающему слою оригинала. Помимо потребностей тех или иных читательских групп, важно учитывать и общее направление развития культуры в тот период, когда делается перевод: оно может быть скорее экстенсивным или скорее интенсивным161. Важную роль в создании перевода играют также и просветительские задачи в широком смысле слова162. А потому степень точности перевода, его верности оригиналу определяется, по сути, достаточно сложной иерархией задач.

Главные герои как вехи в культуре

Примеры, на которых мы будем смотреть, как работают указанные выше принципы, – Аристотель и Деррида. Почему именно они? Это – некие культурные вехи. Эти фигуры нужны нам здесь для того, чтобы представить общие взгляды М.Г. на перевод. По отношению к обоим героям он четко формулирует их. Я не буду анализировать здесь детально гаспаровскую практику перевода «Поэтики» Аристотеля (это дело эллинистов), равно как и мою собственную практику перевода Деррида, в которой М.Г. активно участвовал – размышлениями, советами, предостережениями. Сосредоточусь на том, как сам М.Г. понимал, что он делал с Аристотелем, и как он понимал то, что следовало бы делать с Деррида. Некоторые его мысли на этот счет вошли в письма, опубликованные в сборнике «Ваш М.Г.», и в другие тексты, прежде всего, в «Записи и выписки». Насколько можно судить, Аристотель – самый любимый герой М.Г. среди философов и мыслителей, а Деррида – один из самых нелюбимых, хотя дело обстоит, конечно, не так просто.

Вот некоторые свидетельства в подтверждение сказанного. Когда в анкете РГГУ был поставлен вопрос об учителях, М.Г. сначала ответил – Ярхо, а потом добавил: «в следующий раз напишу Аристотель»163. Наверное, в этой аудитории не надо объяснять, кто такой Б.И. Ярхо; для М.Г. – это методологический и этический образец, которому он, по собственным словам, стремился следовать и который он «боялся испортить». Он раскапывал архивные работы Ярхо, публиковал и пропагандировал их, а принципы, некогда сформулированные Ярхо, положил в основание всей своей исследовательской программы164.

А вот еще пример. Он взят из раздела «Записей и выписок», озаглавленного «Из разговоров С.С. Аверинцева» (точнее, из отрывка «Еще об античном рационализме»). Аверинцев в записях М.Г. говорит: «Вот разница между современностью и актуальностью: Платон современен, а Аристотель актуален. Мне так совестно тех мод, которые пошли от меня, что я хотел бы написать апологию Аристотеля»165. М.Г. бережно и с явным удовольствием передает это высказывание, задача «апологии Аристотеля» ему явно близка, а на разнице между современным и актуальным он не задерживается, и мы не будем.