Свободный полет. Беседы и эссе

— К счастью, в твоей жизни есть театр, «Гоголь-центр». И вот если бы кинематографисты увидели тебя, скажем, в новом спектакле «Спасти орхидею»! Ты играешь… бабушку лет восьмидесяти, и играешь замечательно — ничего не утрируя, не комикуя, не добавляя никакого гротеска, а только внутренней своей энергией создавая удивительно трогательный образ. Ты даже голосом ничего не добавляешь в эту историю, ну никаких дополнительных красок. И в какой-то момент даже забывается, что на сцене молодой актер Филипп Авдеев.

— Спасибо, Вадим! Это правда приятно. Я очень переживал, когда делал эту работу.

— А почему переживал?

— Ну потому что очень легко скатиться в какой-то фарс, в комедию и плохой театр, плохой юмор, шарж. Это же очень характерная роль, а тем более еще и женщина, а ещё и бабушка — всё это могло выглядеть катастрофически плохо. Поэтому на репетициях было очень нервно, но мне помогал Влад.

— Режиссер Влад Наставшев.

— Он меня как-то очень правильно настраивал: «Играй не совсем женщину, не совсем бабушку — это, скорее, некое существо, которое прошло огромный путь: войну и голод. Просто это состояние в себе найди, а визуальную часть мы придумаем вместе, решим, как это будет выглядеть». Главное было найти правильный тон для себя.

— А ты был в шоке, когда тебе предложили играть такую роль?

— Ну, я не был в шоке, я был рад, потому что я люблю, когда возникает риск. Я был очень рад и испуган. Потому что понимал, что это такая проверка себя. Очень важная.

— Скажи, а ты как-то ассоциировал эту роль со своей родной бабушкой? Насколько я знаю, именно бабушка во многом занималась твоим воспитанием.

— Обе мои бабушки занимались. Одна из них даже была заведующей детским садом. Нет, бабушки у меня совершенно другие. Они вообще не похожи на ту героиню, которую я играю. Они у меня очень светлые, обе тёплые, заботливые — полная противоположность моей героине.

— Ну да, в спектакле она жесткая, резкая. Хотя безумно любит своего внука.

— Да, такой вот парадокс. Мы же зачастую не умеем любить вот так, просто и открыто, а пытаемся любить только через своё искорёженное существо, свою избитую душу, так сказать. (Улыбается).

— Ты говоришь «мы». У тебя любовь тоже обязательно через драмы, препятствия?

— Ну, у меня по-разному было в жизни: было и болезненно, было и прекрасно. Но я думаю, что любовь — это энергия очень сильная, которая тебя, как личность, выстраивает. Ты когда с ней сталкиваешься, то можешь попасть в драму, но эта драма тебе нужна для того, чтобы преодолеть что-то внутри и выйти на какой-то новый уровень. Потом тебя любовь начинает лечить, она залечивает твои раны. Потом опять может тебя куда-то завернуть так, чтобы тебе жизнь мёдом не казалась.

— Сейчас ты на какой стадии?

— Я влюблён, и всё хорошо. У меня какой-то новый этап понимания этого чувства. Я стараюсь быть здесь и сейчас, стараюсь ничего не прогнозировать для себя, не формулировать концепции этого чувства, потому что я понял, что это неуловимое состояние, его нельзя сформулировать.

— Твоя подруга — актриса?

— Нет. Она работает реквизитором у нас в театре. Прекрасная, заботливая, совершенно с другим складом ума, и, видимо, это очень важно тоже (мне, по крайней мере), потому что с актрисами, с творческими людьми всегда, наверное, непростой какой-то путь.

— Такой опыт в твоей жизни тоже был.

— Да-да.