Старик взял лежавший в углу старый овчинный тулуп, укрыл разведчика, потом вышел наружу и приказал остальным партизанам:
– Ну все, побеседовал я с разведчиком. Давайте отдыхать. Косарев, Рогач дежурят, остальным до вечера спать. Придется потесниться, но ничего, уместимся как-нибудь.
Члены его отряда, несколько подростков, девушка и двое мужчин, двинулись внутрь шалаша. В темноте они осторожно, чтобы не потревожить гостя, разлеглись на своих лежаках, чтобы передохнуть после ночи. Вот уже несколько лет, пока шли военные действия, партизаны в отряде действовали чаще всего ночью. Поэтому привыкли они, как совы, днем отдыхать, а с наступлением ночи ходить тайными тропами, организовывать диверсии, пускать под откос составы. Только двое наблюдателей остались бодрствовать: один на сосне наблюдал за местностью, а второй занимался немудреными хозяйственными делами рядом с шалашом. Две согнувшиеся от старости сосны образовали огромными ветками некое подобие крыши. Ветви партизаны подперли еще стволами, обложили ветками, засыпали землей, замазали глиной. Так и получился их лесной дом. Сюда они возвращались после каждой вылазки, укрывались от немцев, которые за несколько лет так и не смогли найти партизанское убежище. Бурелом, густая чаща, поросли лесных растений почти по пояс высотой стали непреодолимым препятствием, через которое можно было с трудом перелезть. Поэтому участок служил домом для отряда, здесь, хоть и тяжело было передвигаться по густой растительности и колкому валежнику, зато медвежий закуток надежно прятал от немецких патрулей. К тому же с высоты вековых деревьев хорошо было просматривать участок вокруг лагеря на много километров: насыпь железной дороги с казавшимися игрушечными вагонами, крыши соседних сел и деревушек, поля и болота, где на открытом пространстве регулярно проходила немецкая техника или части.
В шалаше Глеб несколько раз открывал глаза, обводил взглядом сопящих рядом людей, которые спали, прижавшись другу к другу спинами, вспоминал о произошедшем и снова проваливался в сон.
Когда он в очередной раз открыл глаза, рядом стоял командир отряда. Дерябин легонько похлопал разведчика по плечу:
– Ну все, стемнело, пора. Ребятки мои станцию готовят. Вот ваша форма, Машура простирнула и высушила.
– Спасибо. – Глеб стал натягивать одежду. После долгого сна разведчик чувствовал себя отдохнувшим и был полон сил. Вместе со стариком он выбрался из шалаша, почти бегом припустил к стволу высокого дерева. Здесь девушка крутила ручки настроек, а щуплый мальчишка тянул вверх провода станции, чтобы выйти на связь с советскими радистами в штабе Красной армии.
Шубин, испытывая нетерпение, подсел к приемнику:
– Ну что, удалось связаться?
Девушка кивнула и протянула разведчику тяжелую эбонитовую трубку, откуда неслись щелчки и шипение.
– Прием, прием, говорит Береза, – назвал свой позывной капитан Шубин. – Примите данные по оркестру. – Каждое слово ему приходилось шифровать кодовыми названиями и позывными, чтобы немцы, если слушают их переговоры, не могли бы понять ни слова. Он начал диктовать цифры и буквы, передавая в зашифрованном виде информацию, которую его разведгруппе удалось собрать. Фортификации, координаты построек на территории вокруг Ракитного, количество единиц боевой техники и личного состава. Перечисление разведданных заняло полчаса эфира, важные сведения отправились прямиком в штаб 6-й гвардейской армии. Самыми трудными оказались последние слова, когда Шубину пришлось доложить о гибели своих напарников – сержанта Злобина и рядового Воробьева. Как бы ему хотелось сообщить в штаб генералу, что погибли его разведчики как герои, а не просто продиктовать скупую цифру – две единицы личного состава погибли.
Когда сеанс связи был закончен, радистка отключила рацию. Мальчишка, сидевший на дереве, дернул было провод, но разведчик остановил его:
– Подожди, придет ответ – шифрованная молния. Через два часа выйдем снова на связь, штаб должен ответить.
Девушка не стала убирать рацию, она кивнула в ответ, тихо предложила:
– Вы пока поешьте, там у бревна я котелок с кашей завернула в тулуп, чтобы не остыла.
Шубину неожиданно стало стыдно за то, что эта молчаливая девушка ухаживала за ним, пока он лежал без сознания, отстирала его форму, позаботилась об ужине, а он даже не спросил, как ее зовут и не поблагодарил. Глеб горячо произнес:
– Спасибо, спасибо большое! Вы такая хорошая! Как, как вас зовут?
Радистка еле слышно от смущения прошептала:
– Мария.
– Спасибо, Мария, – еще раз поблагодарил Глеб и ушел к костру, который еле заметным огоньком вился под настилом из лапника. Там его ждал заботливо укутанный в тулуп котелок с пшенной кашей.