Урсель и ее родители покинули Бригиттенхоф только после того, как город 15 часов простоял под артиллерийским обстрелом. 18 апреля в 8 часов вечера они наконец двинулись в путь: бабушка везла Урсель в коляске, мать толкала перед собой большую ручную тележку с чемоданами и постельным бельем, а отец – маленькую тележку с провизией. Несмотря на толпы солдат и беженцев на ухабистых дорогах, Урсель то и дело засыпала, роняя голову, и, как показалось ее отцу, охваченному глубокой тоской добропорядочного человека, в одночасье ставшего бездомным, выглядела точь-в-точь «как цыганское дитя». За двое суток они преодолели более 30 км и достигли Бухвальде-Зенфтенберга. Неподалеку падали бомбы и снаряды, но они чувствовали себя слишком измотанными, чтобы продолжать путь. Какой-то солдат предупредил их, чтобы они не оставались на месте дольше одного часа, однако на этом их бегство закончилось. Русские арестовали отца и продержали его у себя 24 часа. Когда его отпустили, он не смог найти ни следа своей семьи. Лишь два месяца спустя, 16 июня, он обнаружил труп своей матери возле места их последнего привала. Но он по-прежнему не знал, где его жена и дочь, убиты они или живы [30].
Когда 1,5 миллиона советских солдат подошли к столице Германии с севера, востока и юга, для обороны города собрали около 85 000 немецких солдат. Однако берлинские укрепления вряд ли могли сравниться с той линией обороны, которая заставила Красную армию так дорого заплатить за завоевание Восточной Пруссии. Почти половину немецких защитников составляли берлинские фольксштурмисты, многих из которых вынудили передать свое вооружение наспех сформированным батальонам люфтваффе и флота. Рядом с ними стояло 45 000 солдат вермахта и эсэсовцев, набранных из остатков пяти разных дивизий. В общей сложности им удалось найти около 60 танков. Неизменно озабоченный настроениями в столице
21 апреля началось сражение, в котором 3-я и 5-я ударные армии, 2-я гвардейская танковая армия и 47-я армия 1-го Белорусского фронта пробились через внешнее кольцо обороны в северные и восточные районы города. Шестнадцатилетний Рудольф Вильтер был совершенно не готов увидеть перед собой едущий прямо на него танк Т-34. Его наспех обученное азам военного дела подразделение фольксштурма понятия не имело, что делать с движущимися целями. «Я подумал, что он проедет прямо по мне, – вспоминал он годы спустя, – и мне хотелось провалиться на десять метров под землю». Его сержант, старый и опытный солдат, встал на открытом месте и выстрелил по танку из своего «панцерфауста», показав мальчишкам, что танки могут быть такими же уязвимыми, как они сами. В районе Пренцлауэр-Берг Эрвин П. вместе с братом и приятелем не устояли перед соблазном залезть по веревке на высокое дерево на Фалькплац, чтобы рассмотреть происходящее с самой выгодной позиции. На Гляйм-штрассе несколько девочек приняли звуки артиллерийского огня за рев барражирующих самолетов и продолжали играть на улице, пока полицейский не велел им отправляться по домам, потому что идут русские [32].
По всему Берлину семьи переезжали в подвалы – со скоростью и сноровкой, приобретенной за месяцы бомбардировок, районные сообщества превращались в столь же оживленные подвальные сообщества. Но на сей раз многие семьи предпочли в течение следующих 12 дней не выпускать детей из подвалов. В Пренцлауэр-Берг отец Ренаты и Хельги приносил из подвала бутылки, а мать кипятила воду. Все надели по два слоя одежды, а Рената – самая младшая – вдобавок натянула на себя спортивный костюм и два пальто. Захватив свои противогазы и ранцы с запасом еды на день, три сестры спустились в подвал. На следующий день перестали работать электричество и водопровод. После этого жителям города оставалось рассчитывать только на сделанные заранее запасы либо отправляться в опасные вылазки, чтобы набрать в ведра воды из пожарных гидрантов и уличных колонок [33].