Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

23 апреля в 2 часа ночи Ингеборга Д. услышала наверху на улице скрежет танковых гусениц и шум тяжелых двигателей, но никто не осмелился выйти из подвала, чтобы посмотреть, кто это – немцы или русские. Наконец в 5 утра они решили подняться в квартиры и пару часов поспать в своих кроватях. В подъезде дома Ингеборга, которой в то время было 10 или 11 лет, впервые увидела русского солдата. Поднимаясь по лестнице, они обнаружили, что на Крюгер-штрассе полно танков, полевой артиллерии и солдат. При взгляде на этих людей со свежими лицами и непокрытыми головами она сразу отметила, насколько они отличаются от изможденных и опасно выглядевших типов, которых она видела раньше среди русских военнопленных. «Вскоре мы убедились, – писала она в начале 1946 г., – что всем нам лгали. Они раздавали сигареты мужчинам и конфеты детям. Ближе к полудню 23 апреля женщины из нашего дома пошли за покупками. На одного человека отпускали по фунту жирной свинины». 25 апреля назначенный Жуковым днем ранее комендант Берлина генерал-полковник Николай Берзарин организовал подвоз продовольствия для мирного населения [39].

Четверг 26 апреля выдался по-весеннему теплым. Северная линия фронта вермахта теперь проходила от Пренцлауэр-аллее до большого зенитного бункера у Фридрихсхайна. На южной стороне Герта фон Гебхардт в ту ночь почти не спала, и в 6 часов утра, как раз перед тем, как «сталинские орга́ны» – ракетные установки «Катюша» – открыли огонь, она разбудила всех остальных жильцов дома и заставила их перейти в соседний подвал, как они всегда делали в случае опасности. Даже там удары русских ракет едва не сбивали их с ног. К полудню Гебхардт и ее спутники поделили между собой весь шнапс и табак отсутствующих соседей. Остаток дня они посвятили поискам и уничтожению оружия, обмундирования, знаков различия и военных карт – всего, что могло спровоцировать русских. Артиллерийские обстрелы становились все более интенсивными, их подвальное сообщество понесло первые потери. Гебхардт рассказывала детям сказки – «Красную Шапочку», а затем «Спящую красавицу», – повышая голос, чтобы заглушить грохот ракет [40].

Четырнадцатилетняя Вера К. бежала от Александерплац по лабиринту узких улочек Митте к их обреченному подвалу на Ландсбергер-штрассе. Дорога от школы, на которую обычно уходило пять минут, теперь, казалось, заняла целую вечность. Сверху сыпалась каменная кладка. Ржание и мычание вырвавшихся со скотного двора лошадей и коров перекрывали звуки обстрела. «И должна признаться, – писала Вера полвека спустя, – во время этого пробега я обкакалась. Просто от панического страха». Через некоторое время Вера, ее мать и бабушка перебрались в более безопасное место – подвал другого разрушенного дома. Там они сидели вместе с соседями в полумраке вокруг своих ведер с водой. Не замечая, как день и ночь сменяют друг друга, они постепенно расходовали свои запасы свечей. В подвале на людей нападала апатия – чем дальше, тем меньше им хотелось о чем-то разговаривать, хотя время от времени между ними вспыхивали ожесточенные ссоры из-за воды. Ближе к концу обитатели подвала начали молиться. Затем, вспоминала Вера, к входу неожиданно подошла корова, и у них появилось молоко [41].

27 апреля немецкая пресса продолжала превозносить юных гитлеровцев из Пренцлауэр-Берг: мальчиков за охоту на танки, а девочек за то, что они, невзирая на шквальный огонь, снабжают артиллерийские позиции снарядами. Тем временем советские артиллеристы заняли позиции на холме Кройцберг в парке Виктория, откуда могли обстреливать станцию Анхальтер, где тысячи беженцев набились в похожую на пещеру бетонную башню бункера так же тесно, как заготовленные для их пропитания сардины в банках. Артиллеристы с изумлением смотрели на колонну из 400 членов гитлерюгенда, которые шли к ним маршем по Колоннен-штрассе, сжимая свои «панцерфаусты», словно на параде. Те, кто шел в голове колонны, погибли под первыми артиллерийскими снарядами. Остальные бежали. Они еще не могли этого знать, но последний слабый шанс получить подкрепление растаял. 12-ю армию генерала Венка остановили в 16 км от Потсдама [42].