После беседы у митрополита мы спустились в номер отца Иоанна, где состоялась почти двухчасовая беседа. Я стал свидетелем доброжелательного спора двух священников. Отец Димитрий считал, что наступила иная пора, когда можно и должно идти на открытую конфронтацию с богоборческой властью, открыто обличая пороки власть имущих, регулярно информируя западную общественность о всех случаях нарушения прав верующих в СССР. Отец Иоанн, напротив, старался убедить отца Димитрия в том, что открытая конфронтация может завершиться для него трагически. В том же 1978 году в Париже вышла книга Льва Регельсона «Трагедия Русской Церкви» с послесловием отца Иоанна. Нам, молодым христианам, казалось, что прав Лев Регельсон, решительно осуждавший политику церковных компромиссов. Позиция отца Иоанна по отношению к политике митрополита Сергия (Страгородского) и его преемников казалась нам в те годы излишне дипломатичной. Попытка оправдания компромиссов казалась нам проявлением недальновидности отца Иоанна и недостаточным (с его стороны) знанием страшных реальностей советской жизни. В споре отца Иоанна с отцом Димитрием в сентябре 1978 года, я считал, что прав отец Димитрий. В конце 70-х годов он подвергался неоднократным гонениям. Он поддерживал постоянное общение с западными журналистами, которые запросто звонили ему домой. За рубежом постоянно выходили его книги. Тогда казалось, что КГБ, внимательно следивший за его служением в храме в селе Гребнево под Москвой, не посмеет тронуть священника с мировой известностью. Отец Иоанн думал иначе2.
После долгой беседы двух священников в его номере отец Иоанн попросил меня устроить встречу с несколькими московскими священниками у нас на квартире, чтобы обсудить ряд внутрицерковных проблем. Мы договорились, что встреча произойдет после возвращения делегации из поездки по СССР. Однако встретиться нам удалось только через год, когда отец Иоанн был приглашен Академией наук СССР принять участие в симпозиуме византологов, проходившем в Тбилиси. 2 июня 1979 года отец Иоанн вернулся в Москву, куда был приглашен ОВЦС. На этот раз программа его пребывания была не столь насыщенной, к тому же он приехал один, а не в составе официальной делегации. В Москве он пробыл девять дней. Мы договорились, что в один из свободных вечеров он приедет к нам на квартиру. Все подробности встречи я накануне обсудил со своим духовником, отцом Александром Менем.
Впоследствии оказалось, что позиция отца Иоанна Мейендорфа, в отличие от нас, совершенно по-иному была оценена церковным отделом КГБ. Не только встреча митрополита Феодосия с отцом Димитрием Дудко, проведенная по инициативе отца Иоанна, была оценена негативно. Ему вменили в вину и встречу летом 1979 года с московскими священниками на частной квартире на Речном вокзале – с отцом Глебом Якуниным, Александром Менем, Димитрием Дудко и диаконом Александром Борисовым. За ним была плотная слежка, а наша квартира, скорее всего, прослушивалась. Более того, спустя семь лет, когда многие детали этих встреч стерлись из памяти участников, в газете «Труд» за 10 и 11 апреля 1986 года появился написанный по заказу КГБ пасквиль журналиста Николая Домбковского под названием «Крест на совести». Напомню, что тираж газеты в эти годы был рекордным – семнадцать миллионов экземпляров. Домбковский пересказывал события июня 1979 года якобы со слов раскаявшегося уфимского «диссидента», Бориса Развеева, члена так называемого «христианского семинара» Александра Огородникова, которого он навестил в лагере, куда Борис попал в конце 1984 года, будучи осужден на четыре года за «клевету на Советскую власть». Но Развеев не принимал участия в той памятной встрече. Он случайно, без предупреждения, приехал к нам на Речной вокзал, привезя с собой американца Джона Степанчука, с которым только что познакомился на американской выставке в Сокольниках. Оказалось, что Джон, выросший в русской семье, в США был прихожанином отца Иоанна. Они поздоровались, а затем Борис вместе с Джоном исчезли3. Так что вряд ли раскаявшийся Развеев мог поведать что-либо сотрудникам КГБ об этой встрече.